Самолеты падают в океан
Шрифт:
— Тогда все понятно. А я–то ломал себе голову: зачем Мэри везла в Пирл–бей желе из фруктов, которые обычно привозят с Гавайских островов?
— Да. Она хотела угодить дяде. От мамы осталось еще несколько банок, а я терпеть не могу это лакомство.
— Вполне понимаю вас. Я лично тоже считаю, что варенье не должно быть горьким.
— Горьким? Как это могло прийти вам в голову?
— Просто так.
— Ничего подобного. Наоборот, мне оно не нравилось именно потому, что чересчур сладкое. Мама закладывала туда гору сахара.
— Вот как?
— В чем дело? — насторожился Чарли.
—
Мун в эту минуту испытывал глубочайшее чувство удовлетворения. Слова Чарли укрепляли мнение Муна о Мэри. Каждый ее шаг был тщательно обдуман. Будь Мун не детективом, а преступником, он, должно быть, даже восхищался бы поразительной изобретательностью Мэри. Как умело использовала она конек миссис Гримшоу для выполнения своего замысла! Такой же точный расчет проглядывал в истории с покупкой билета.
— Теперь вы верите, что Мэри не виновна? — спросил Чарли.
— Во всяком случае, я вам очень благодарен за этот разговор, — довольно двусмысленно ответил Мун. — Еще раз повторяю: вам делает честь такая позиция. Боюсь, что Мэри на вашем месте поступила бы иначе. Она даже сейчас пыталась бросить на вас тень.
— На меня? — донельзя удивился Чарли. — Никогда не поверю.
— Мы получили таинственное предупреждение, записанное на магнитофонную ленту. Мэри его как–то слышала… Она пыталась уверить меня, что это ваш голос.
Муну показалось, что Чарли вздрогнул.
— Когда она это сказала?
— Сегодня.
— Тогда все понятно! — рассмеялся Чарли. — А я–то подумал бог весть что… Это она просто хотела насолить… Как раз вчера она получила анонимное письмо насчет меня и миссис Стивенсон… Типично женская месть. Это простительно… Но в остальном… — Зазвонил телефон. Чарли взял трубку. — Да, — спокойно сказал он. — Что?! — Его голос задрожал. — Не может этого быть… Никогда не поверю…
Чарли покачнулся. Трубка выпала из его руки. Если бы Мун не подхватил ее на лету, она разбилась бы. Чарли уронил голову на стол.
— Вам звонила Мэри? — догадался Мун. — Она призналась?
— Нет, — мотнул головой Чарли. — Миссис Стивенсон… Мистер Стивенсон покончил с собой…
— 26-
Стивенсон полулежал в кресле. В том самом кресле с выдвижной пепельницей, которое однажды так подшутило над Муном. В той самой комнате, где многочисленные кнопки создавали впечатление, что это не жилое помещение, а контрольный пункт сложного автоматизированного производства. Он лежал в совершенно естественной позе. Если бы не крошечная дырочка в груди, можно было бы подумать, что он жив. Казалось, стоит только нажать одну из кнопок, и кресло примет вертикальное положение, а Стивенсон встанет и как ни в чем не бывало скажет, обращаясь к стене: «Спустись, пожалуйста, вниз. У нас гости!»
Но такой кнопки не было. Создатели этого сверхкомфортабельного дома, где автоматика во мгновение ока выполняла любое человеческое желание, не предусмотрели единственной кнопки, что сейчас пригодилась бы Стивенсону: кнопки для автоматического воскрешения.
В саду журчали водометы для поливки газона, которые никто не догадался
Правая рука Стивенсона покоилась на подлокотнике. Чудилось, она вот–вот стряхнет в торчавшую из подлокотника металлическую пепельницу серую щепотку сгоревшего табака. Но за секунду до смерти эта рука держала не сигарету, а револьвер, лежавший в двух футах от кресла. Олшейд бережно приподнял тело Стивенсона. В кожаной обивке кресла виднелось отверстие. Олшейд засунул туда пальцы и, вытащив пулю, осмотрел ее.
— Точно! Он застрелился из этого револьвера, — сказал он, словно этот факт нуждался в особом подтверждении.
— В полулежачем положении? — спросил Дейли.
— Нет, — сказал врач, — тогда пуля приняла бы несколько иное, наклонное направление. Когда он стрелял, туловище находилось в вертикальном положении.
— Непонятно, — сказал Олшейд. — Выходит, что кресло в момент смерти было приподнято?
— Миссис Стивенсон утверждает, что ничего не трогала.
— А мне понятно, — проворчал Мун. — Я имел счастье сидеть в этом кресле. — Он поднял руку Стивенсона. — Видите кнопку? Во время предсмертной агонии рука упала на подлокотник, кнопка сработала, пепельница выскочила, и кресло откинулось… Так что тут нет никакой загадки.
— Все ясно, — удовлетворенно констатировал Олшейд. — Итак, факт самоубийства установлен. Остается выяснить мотивы.
— Вы хотите сказать, мотивы убийства? — без всякой интонации спросил Мун.
Олшейд ошарашено взглянул на него. Врач, фотограф и детективы переглянулись.
— Сочувствую вам! — Олшейд пришел в себя. — Ну конечно, горящие самолеты, адские машины, политические заговоры, горы трупов… Такое не проходит даром. Мне бы после этого тоже всюду мерещились убийства.
— А мне мерещится, Олшейд, что вы потеряли на этой службе не только чувство юмора, но и способность анализировать факты. Объясните мне, пожалуйста, как револьвер очутился на том месте, где лежит сейчас?
— Естественно. После выстрела выпал из руки Стивенсона.
Дейли усмехнулся.
— Вы ошибаетесь, его туда положил убийца, — сказал Мун.
— Глупости!
— Совершенно согласен. Вы весьма метко охарактеризовали свою точку зрения.
— А вы, как всегда, полагаете, что ирония может заменить доказательства, — усмехнулся Олшейд. — Я жду…
— Чего?
— Чтобы вы опять сели в лужу, как тогда с письмом «Желтого Дракона».
— Дейли, объясните инспектору Олшейду.
— С удовольствием! — откликнулся Дейли. — Хотя тут, собственно, нечего объяснять… Оружие могло упасть так далеко только в том случае, если выронившая его рука во время предсмертной агонии сделала бы непроизвольное движение в ту же сторону. Но, как мы видим, рука ударилась о подлокотник. Револьвер мог упасть только отвесно…