Самоосвобождающаяся Игра, или Алхимия Артистического Мастерства
Шрифт:
Близкий друг Тимоти Лири Джон Бересфорд поддерживает его: «Теперь всё превращается в Игру, и тигры ведут себя по тем же правилам, что и остальные Игроки, раскрываясь в свете и цвете под восхитительную мелодию свободной Игры Сознания».
Ещё один друг Великого Провокатора Хьюстон Смит (1919-2016) в интервью «Тимоти Лири и психоделическое движение» заметил: «В действительности только те, кто видит культуру как Игру, могут принять эволюционную точку зрения, могут оценить и сохранить то великое, что призваны сделать человеческие существа. Воспринимать всё как серьёзную, покоящуюся на твёрдых основаниях реальность, – значит не понимать самого главного, с холодным безразличием игнорировать величие Игр,
Среди приверженцев Феномена Игры XX века обязательно нужно отметить Роберта де Роппа (1913-1987), который, в отличие от вышеотмеченных довольно сложных и крайне запутанных исследований, предлагает следующую очень простую схему. Он разделяет человеческие Игры на «Материальные Игры» и «Мета-Игры». Всё разнообразие первого типа вращается вокруг удовлетворения себя материальными благами: деньгами и тем, что на них можно купить – властью, общественным положением, сексом и так далее. Второй тип уводит за пределы этого мира, апеллируя к истине, красоте, знанию и тому подобному. На вершине Мета-Игр де Ропп размещает некую Великую Игру – поиск Пробуждения или Освобождения. Эта Игра, с его точки зрения, сводится к тщательно продуманным механизмам проработки внутреннего мира, то есть своего собственного сознания, своих собственных мыслей и психоэмоциональных состояний. Конечная цель – глубокое проникновение в природу внутренних Игр, познание своего Творческого Потенциала, способного на чудесную трансформацию и процесс Освобождения. Но «нужна какая-то очень большая внутренняя сила, чтобы прожить эту Игру полностью».
В этом контексте интересной также покажется книга одного из основоположников трансперсональной психологии Станислава Грофа «Космическая игра», в которой можно найти очень много общего с восточной философией, обогнавшей неторопливый Запад на несколько тысячелетий, например, с видением великого китайца Чжуан-Цзы, у которого «весь мир – кладезь чудесных Игр, бездонных неопределённостей и превращений».
Невозможно не упомянуть прекрасный текст современного русскоязычного Мастера практической Адвайты и Лайя-Йоги в традиции авадхутов-махасиддхов Сатгуру Свами Вишну Дэва «Драгоценное Ожерелье Наставлений о Пути Божественной Игры» (Дивья Лила Йога Упадеша Ратна Малика), в которой раскрывается феномен так называемой «Божественной Игры Лилы» как спонтанное беспричинное проявление Абсолютным Умом своих энергий без ограничений, накладываемых смыслом, логикой, законами кармы. Без мотивации и стремления к результатам.
В индийском шиваизме Божественная Игра обозначается термином «Айшварья». Аналогом этого термина является также «Виласа» – подлинная природа Абсолютного Ума. Абсолютный Ум в своём проявленном состоянии развёртывает свои энергии, то есть манифестируется. Эта манифестация беспричинна, спонтанна, необусловлена. Другими словами: «безумна» с точки зрения человеческой рациональности. Но именно она лежит в основе любой рациональной манифестации как её сердечная сущность. Если же мы смотрим на проявление активности глазами недвойственности, она предстаёт как немотивированная беспричинная Игра Энергий Абсолюта – Лила или Виласа. Иногда термин «Виласа» переводят и как «роскошно-праздное времяпрепровождение», как «полную озорства, энергичную, свободную и непринуждённую эротическую игру, что присуща любовной паре в самый разгар её взаимоотношений, полных соблазна и восторга».
Или ещё в «Кодексе Мастера» того же Сатгуру Свами Вишну Дэва: «Мастер, будучи единым с Беспредельным Духом, живёт в измерении Игры. Игра есть Путь, Смысл и Цель. Вне Игры есть только Ничто. Мастер Играет потому, что после того, как он стал
Духовный Учитель, и писатель Георгий Гурджиев (1866-1949) в своих многотомных наставлениях утверждает, что «цель любого духовного учения – сделать человека Актёром с большой буквы, то есть сделать его Играющим на самом себе».
Ученик Гурджиева легендарный современный английский режиссёр Питер Брук, в своей прекрасной книге «Пустое пространство» определяет Игру как «развёрнутое в открытом мировом Пространстве действо, в котором жизнь и личная трагедия человека предстают во всей своей полноте. Всё возможно, если у нас «под рукой» Пустое Пространство».
В контексте рассматриваемой темы несомненно интересными покажутся тексты грандиозного японца Дзэами Мотокиё (XV век) «Предание о цветке стиля», китайцев Хуан Фань-чо (XVIII век) «Зеркало просветлённого духа» и Пань Чжихэна (1563-1622) «Пение Феникса».
Вспоминая также примеры из буддийской, индуистской, суфийской, египетской и многих других культурных традиций, можно сказать, что в них термин Игра употребляется прежде всего тогда, когда духовная практика становится лёгкой и не требующей усилий. Образ Игры поэтически передаёт в этих культурах медитативная самоуглублённость Актёра или Танцора, отождествлённого с качествами божества.
Сегодня Феномен Игры активно исследуется очень многими авторами, в том числе психотерапевтической ориентации. Знаменитый создатель трансакционного и сценарного анализа Эрик Берн (1910-1970) в таких книгах, как «Игры, в Которые Играют Люди» и «Люди, Которые Играют в Игры», взяв за основу одну из идей Тимоти Лири, особым образом использует термин «Игра», обозначая им так называемые автоматические жизненные стратегии. По мнению Берна, у ребёнка, с которым, к примеру, жестоко обращались в семье, автоматически вырабатывается жизненная стратегия выступать в так называемой роли Жертвы. В этом случае его отцу достаётся роль Насильника, а матери – роль Спасительницы. Став взрослым, такой ребёнок выйдет в мир, считая себя «вечной жертвой». И эта узкая, столь увлечённо разыгрываемая в семье Игра превратится для него в единственный способ получать заботу и любовь через мучительный поиск актёров, желающих сыграть в пьесе его жизни, ролях Спасительницы и Преследователя.
Американка Жан Ледлофф (1926-2011) в своей книге «Принцип преемственности» уже напрямую касается так называемого Актёрского диагноза – потребности человека находиться на сцене перед большой аудиторией почитателей, чтобы доказать, что он действительно – центр внимания, хотя на самом деле его гложет необоримое сомнение в этом. Болезненное позёрство и нарциссизм – ещё более отчаянные претензии на внимание, которое безрезультатно стремился получить в своё время ребёнок от матери». Ледлофф также указывает на то, что можно проследить прямую связь между поведением матери и формированием будущего «актёра».
В этом же направлении размышляет современный французский исследователь Пьер Бюгар в книге «Актёр и его двойник». Он опирает мотивы артистического творчества на нарциссизм, эрос и агрессию. По наблюдениям ученого, большинство артистов происходит из скромных и чаще всего неблагополучных семей. Это наводит на мысль, что сценическая деятельность избавляет натуры определённого склада от неврозов, позволяя им сублимировать энергию либидо в страсть к самоутверждению, компенсируя недостаток внимания со стороны родителей в детстве. Об этом же свидетельствует и театральный педагог Йоти Лэйн в книге «Психология актёра».