Самопознание Дзено
Шрифт:
И надо же было, чтобы именно музыка привела меня к Карле! Среди предложенных мне продавцом различных пособий по скрипичной игре случайно оказалось одно по пению. Я внимательно прочел название: «Полное исследование искусства пения (по школе Гарсии) Э. Гарсии (сына), содержащее извлечения из доклада «О человеческом голосе», представленного на рассмотрение Парижской Академии наук».
Я предоставил продавцу заниматься другими покупателями, а сам погрузился в чтение. Должен сказать, что читал я с волнением, несколько напоминавшим то, которое испытывает порочный юнец, разглядывая порнографические открытки. Вот он, путь, который приведет меня к Карле! Она крайне нуждалась в этом сочинении, и с моей стороны было бы просто преступлением не познакомить ее с ним. Я купил его и вернулся домой.
Произведение Гарсии
Но Аугуста сама ускорила развитие событий. Войдя в комнату и наклонившись, чтобы коснуться губами моей щеки, она оторвала меня от чтения и спросила, что я делаю. Услышав о новом пособии, она подумала, что речь идет о скрипке, и не стала его особенно рассматривать. Но когда она ушла, пережитая опасность предстала передо мной в столь преувеличенном виде, что я подумал, что мне было бы гораздо спокойнее, если б этой книги не было в моем кабинете. Следовало, не откладывая, доставить ее по назначению. Вот так я устремился навстречу своей любовной авантюре. Теперь у меня был предлог — и даже больше, чем предлог, — для того, чтобы сделать наконец то, чего мне все время хотелось.
Больше я не колебался. Очутившись на заветной площадке, я решительно направился к левой двери, но уже у самого порога помедлил, прислушиваясь к звукам «Моего знамени», торжествующе гремевшим на всю лестницу. Можно было подумать, что с тех пор, как мы расстались, Карла так и не переставала петь эту песню. В этом было что-то ребяческое, и я улыбнулся, переполненный нежностью и желанием. Потом, не постучавшись, осторожно приоткрыл дверь и на цыпочках вошел в комнату: я хотел увидеть ее сейчас же, немедленно. В маленькой комнатке голос Карлы сразу же приобрел неприятное звучание. Она пела очень старательно и с куда большим жаром, чем в прошлый раз. Она даже откинулась на спинку стула, чтобы голос звучал во всю мощь. Я увидел только ее головку, перекрещенную толстыми косами, и попятился, глубоко взволнованный тем, что себе позволил. Она тем временем дошла до последней ноты и тянула ее так долго, что я смог незамеченным вернуться на площадку и прикрыть за собой дверь. Последняя нота некоторое время неуверенно плавала то вверх, то вниз, пока наконец Карла не взяла ее правильно. Значит, она все-таки слышала нужную ноту, и дело было только за Гарсией, который должен был научить ее находить эту ноту быстрее.
Немного успокоившись, я постучал. Она бегом бросилась к двери, и я никогда не забуду ее изящную фигурку, прислонившуюся к притолоке, и то, как она рассматривала меня своими большими темными глазами, не сразу признав меня в полумраке.
Я же к тому времени успокоился настолько, что ко мне вернулись все прежние мои колебания. Я уже ступил на путь измены, но при этом думал, что раз уж несколько дней назад мне оказалось достаточно просто дойти до городского сада, то остановиться сейчас мне будет еще легче: вручив компрометирующую меня книгу, я довольный отправлюсь домой. Это был краткий миг, исполненный самых лучших намерений. Я даже вдруг вспомнил один странный совет, который должен был помочь мне бросить курить, но который мог пригодиться и сейчас: иногда, чтобы стало легче, достаточно просто зажечь спичку, а потом бросить и спичку и сигарету.
Сделать это мне было тем более легко, что Карла, узнав меня, покраснела и бросилась было обратно в комнату, устыдившись (как я узнал позднее) того, что ее застали в скромном, поношенном платьице.
После того как она меня узнала, я счел своим долгом как-то объяснить свой приход:
— Я принес книгу, которая, по-моему, должна вас заинтересовать. Если хотите, я могу оставить ее и сразу же уйти. — Прозвучало это довольно резко — во всяком случае, так мне показалось, — хотя по смыслу в моих словах не было ничего оскорбительного: смысл сказанного был таков, что я предоставляю решить ей — уйти мне или остаться и изменить Аугусте.
Она решила этот вопрос сразу, потому что тут же взяла меня за руку, чтобы я не убежал, и ввела в комнату. У меня потемнело
Залившись румянцем, Карла стала удивительно красива. Я был приятно удивлен, когда понял, что если меня и не ждали, то, во всяком случае, надеялись на мой приход. Она сказала с довольным видом:
— Так, значит, вам захотелось еще раз увидеть меня? Еще раз увидеть бедную девушку, которая так вам обязана?
Если б я захотел, я мог бы, конечно, сразу заключить ее в объятия, но я об этом даже не думал. То есть настолько не думал, что даже не ответил на ее слова, показавшиеся мне компрометирующими, и сразу принялся говорить о Гарсии и о том, как необходима ей эта книга. Говорил я с таким жаром, что у меня вырвалось несколько необдуманных слов. Гарсиа должен был сделать ее голос твердым, как металл, и легким, как воздух. Из него она узнает, что звучащая нота может представлять собою только прямую линию, а точнее сказать, даже не линию, а плоскость, совершенно гладкую, словно полированную плоскость.
Я опомнился только, когда она перебила меня, чтобы разрешить мучившее ее сомнение:
— Так, значит, вам не нравится, как я пою?
Этот вопрос меня поразил. Я действительно подверг ее пение суровой критике, но так как сделал это невольно, то и запротестовал самым искренним образом. И протестовал я так убедительно, что мне показалось, будто эти мои слова, относящиеся исключительно к пению, снова заставили меня почувствовать всю ту любовь, которая привела меня в этот дом. Мои слова были настолько полны любви, что в них сквозила значительная доля искренности.
— Как вы могли такое подумать? Разве был бы я сейчас здесь, если бы это было так? Я уже давно стою на площадке и наслаждаюсь вашим пением — таким очаровательным и необыкновенным в своей наивности. Я только считаю, что для полного совершенства вашему голосу еще кое-чего не хватает, и поэтому-то я и принес вам эту книгу.
Какую, однако, власть имела надо мной Аугуста, если я с таким упорством продолжал отрицать, что привело меня сюда не что иное, как желание!
Карла слушала мои льстивые речи, в смысл которых она не могла даже как следует вникнуть. Слишком уж она была проста, хотя — как я скоро с удивлением обнаружил — и не лишена при этом здравого смысла. Она сказала, что у нее самой есть серьезные сомнения насчет своего таланта и голоса: она чувствует, что не делает успехов. После нескольких часов занятий она часто позволяла себе в виде отдыха и награды за труды спеть «Мое знамя», и каждый раз надеялась обнаружить в своем голосе что-нибудь новое. Но ее всегда ждало одно и то же: она пела не хуже, чем раньше, и, может, даже просто хорошо, как уверяли ее все, кто ее слушал, и я в том числе (тут ее красивые темные глаза обратились ко мне с робким вопросом, ясно говорившим о том, как необходимо ей еще раз услышать мои слова, в которых она продолжали сомневаться), но никакого прогресса заметно не было. Учитель говорил ей, что в искусстве нет постепенного прогресса, есть только огромные скачки, которые ведут к цели, и что в один прекрасный день она проснется великой артисткой.
— Но до этого еще так далеко, — добавила она, глядя перед собой и видя, должно быть, все предстоявшие ей скучные и мучительные часы.
Честным человеком считается человек прежде всего искренний, и с моей стороны было бы в высшей степени честно, если бы я посоветовал бедной девушке оставить пение и сделаться моей любовницей. Но я еще не отошел так далеко от городского сада, а кроме всего прочего, у меня не было твердой уверенности в том, что я в состоянии правильно судить об искусстве пения. К тому же вот уже несколько минут меня смущала мысль об одном человеке — об этом неотвязном Коплере, который все праздники проводил у меня на вилле со мной и с моей женой. Пора было найти какой-то предлог, чтобы попросить девушку не рассказывать ему о моем визите. Но я так ее об этом и не попросил, не зная, в какую форму облечь свою просьбу, и хорошо сделал, потому что несколько дней спустя мой бедный друг заболел и вскоре умер.