Самопознание шута
Шрифт:
– А вы были знакомы с Георгием?
– Мы были друзьями. – Он затушил сигарету. – А ты не изменился, Громила! Так и остался мальчиком в коротких штанишках!
Это был «гром среди ясного неба»! Вопрос: «А мы разве знакомы?» застрял у Константина в горле, и он его не произнёс – Громилой Константина называл когда-то только один человек.
– Пойду навещу нашу милую хозяйку, – сказал «ужасный человек», небрежно протянул Константину визитную карточку и вышел из кабинета.
На визитной карточке было написано: «Антонио
– Ба! Да ведь это же Хер!
И чего только мы не забываем!
После окончания девятого класса мать купила Константину туристическую путёвку. Это была ознакомительная поездка по городам Алтайского края и многодневный пеший поход по горам.
Все старшеклассники были из разных городов и школ, как и воспитатели. Воспитателями были в основном не учителя, а студенты, завхозы и просто любители проводить время в походах. По вечерам они собирались у костра и устраивали долгожданный «сабантуй». Они жили своей жизнью, школьники – своей.
Вокруг одного верзилы с татуировками на руках быстро скооперировалась шпана. Они втихомолку отбирали деньги у самых тихих ребят, везде проходили без очереди и чувствовали себя королями. Воспитатели смотрели на это сквозь пальцы, делая вид, что ничего не замечают.
Константин по этому поводу негодовал: «Их немного, нужно только объединиться и проучить этих хамов как следует». Но объединяться было не с кем, кругом были «благоразумные», которые между собой потихоньку возмущались, и всё. «Мир делится на грабителей и благоразумных», – подумал Константин с сожалением. Такое деление было ему не по душе.
Но был ещё один человек, которого было невозможно представить ни грабителем, ни тем более благоразумным – это был Хер, то есть Херувимов Антон, которого все называли Антонио или Херувимом.
Самоуверенный и ехидный Антонио, не признававший никаких дистанций, хотя и был сверстником Константину, казался всем абсолютно взрослым, и вряд ли только из-за того, что он уже брился. Он был своим в коллективе воспитателей, а на сверстников смотрел как на «детский сад». И теперь Константина не удивляли его слова: «Мы были друзьями», сказанные по отношению к Георгию; Антонио, возможно, уже тогда достиг какого-то предельного возраста.
Антонио с удовольствием ставил на место верзилу и его «банду» при каждом удобном случае. А случаев было много. Верзила утирался и говорил: «Он дождётся!», и «банда» верила, что «дождётся».
Константин уже не помнил, из-за чего они все решили избить Антонио, поводов для этого было предостаточно. На этот раз он, видимо, всем очень насолил, «хищники» и «благоразумные» объединились. Те, с кем Константин хотел объединяться против «банды», сейчас поддакивали Верзиле и чувствовали себя почти что принятыми в его компанию. Нужно
Верзила своими корявыми мозгами понимал, что если его команда побьёт Антонио, то им за это придётся отвечать, а когда «все»!.. «Все» никогда ни за что не отвечают.
«Все» – самая безответственная общность людей на земле, им всё позволено, они могут творить всё что угодно – со всех не спросится! В истории бывали времена, когда «все» поступали как безумный маньяк-садист, и горе тому индивидуалисту, кто выпадал из этой общности! Историки потом разводили руками: «Такие были времена». А кто отвечает за времена?!
Это сборище «всех» проходило в летнем деревянном сооружении, представлявшем собой большую террасу с непрерывными окнами по периметру, заставленную внутри рядами кроватей и тумбочками между ними.
Константин мрачно ходил вокруг, оценивая ситуацию. Верзила милостиво дал согласие двум подонкам на то, что они спровоцируют драку, просто равнодушно пожал плечами, вроде как «делайте что хотите, я-то здесь при чём!», и те чувствовали себя орлами. Двое вызвались встать у дверей и отрезать путь к отступлению.
Константин понял, что сам Верзила и не собирается участвовать в этом избиении. Он потом скажет: «Хватит! Хватит! Заканчивайте драку!» и даже будет всех разнимать. У него железное алиби! Он ни в чём не участвовал, а, наоборот, прекратил драку! Так появляются миротворцы!
Не все принимали в этом участие, некоторые сидели на кроватях и читали книги или играли в шахматы, демонстрируя свою непричастность ко всему. Их было немного, и они сейчас были не воины.
По гнетущей обстановке чувствовалось, что готовится не просто «тёмная», а что-то более серьёзное. А у некоторых придурков были ещё и ножи, которые они время от времени демонстрировали как бы просто так.
Константин всегда с симпатией относился к Антонио, и тот, кажется, замечал это и всегда здоровался с Константином, хотя как-то по-клоунски, но всегда с подчёркнутым уважением.
«Они изобьют Антонио, а я буду стоять в стороне, и он будет смотреть на всех как на стадо трусов и шакалов, и на меня в том числе! – Константина взбесила эта его собственная мысль. – Почему это в стороне!!! Как такая предательская мысль вообще могла прийти мне в голову?! Почему?»
В этот момент кто-то закричал:
– Вон он! Идёт сюда!
– Все по местам! Тихо!
Константин увидел Антонио, идущего через пионерский плац своей быстрой небрежной походкой, и решительно направился к двери.
– Куда идёшь, болван? Ты его вспугнёшь! – крикнул кто-то в спину.
Открыв дверь, Константин повернулся назад и, подняв указательный палец левой руки, с холодной ненавистью произнёс:
– Его никто не тронет!
– Чё! Чё это он сказал?! – воинственно вскрикнул вслед Константину кто-то из компании Верзилы.