Самораскрытие посредством упражнений, направленных на постижение
Шрифт:
Просветление никогда не наступит, если его причины не были явно прослежены. Оно представляет собой венец всех усилий. Не жди его. Не надейся на него. Не мечтай о нем. Не бойся, что оно не наступит. Углубляй свой постижение, делай жизнь более содержательной и прекрасной. Тогда просветление придет как естественное и закономерное следствие — не как один случайный эпизод, не как одно величественное озарение, а как постепенно углубляющийся, освобождающийся и распространяющийся и на низшие уровни разума поток понимания.
Часто говорят, что напряжение и усилия оказывают на духовный прогресс пагубное воздействие. Особенно это верно в отношении такого высокого и утонченного предмета как просветление. Существует история о дзэнском монахе, который в течение двадцати лет занимался
Старик с пониманием выслушал его, затем одобрительно кивнул и молвил:
— Сын мой, в течение двадцати лет ты силой пытался приблизиться к Реальности. Ты хотел получить то, что не подчиняется контролю ни одного живого существа. Ты отчаянно стремился открыть то, что не может открыть в себе силой ни один человек. Истина должна проявиться сама. В конце концов, потерпев неудачу по всех своих попытках обрести несотворенный свет, ты полностью разочаровался. Ты сдался и расслабился. Больше пытаться было нечего. В отчаянии тебя охватил полный покой. Жизнь без Реальности для тебя стала бессмысленной. Жить тебе больше не хотелось. На мгновение все твое психическое естество стало спокойным. И тут двадцать лет занятий дали о себе знать. Вспыхнул свет. Ты больше не отталкивал своими желаниями то, что могло прийти только при условии отсутствия желаний.
Непривязанность является воистину частью мистических упражнений. Слишком многие начинающие метафизики стремятся к освобождению, но мало кто из них систематически занимается упражнениями, которые помогают обрести свободу. Освобождение дается только посредством постижения и просветления. Только через них можно выйти из сферы влияния колеса Закона. Однако в действительности это не средство побега. Выражаясь более точно, можно сказать, что это продление ограничений, которым подвержены большинство смертных. Рождение — единственная возможность обрести физическую жизнь, и точно так же просветление — единственная возможность войти в жизнь духа. Однако мы не должны слишком сильно стремиться к духовному освобождению, потому что таким образом в какой-то мере лишимся физических переживаний.
Все, что должно прийти, приходит к философу, когда пробьёт его час. Без неоправданной суеты и задержек разум, утвердившийся в мудрости, плывет навстречу Реальности. При таких условиях просветление столь же естественно, как и сама жизнь. И только когда оно полностью естественно, оно реально. Как бы ни пришло в нам так называемое просветление, если оно несвоевременно, оно является иллюзией.
Есть только один способ избежать заблуждения. Ученик должен постоянно спрашивать себя, совместима ли духовность, в которую он верит, со всем, что он знает в отношении своей собственной духовной целостности. Если ему кажется, что он знает больше, чем он есть, что развитие его разума опережает приобретенные им добродетели, и что условия жизни не дают сполна проявиться его духовному дарованию, можно не сомневаться — он обманывает себя. Его прогресс не реален, а иллюзорен, и поэтому он должен теперь посвятить все свои усилия исправлению этого положения. Ведь к противном случае заблуждения одержат окончательную победу. Самым своим стремлением к просветлению мы свидетельствуем, что не заслуживаем его. Мы должны завоевать его. Между тем лишь очень немногие готовы пойти на это. Основная масса склонна верить, что природа пожалует им то, что они не заслужили.
Расхождения между интеллектуальной и мистической точками зрения проиллюстрировано на примере Конфуция и Лао-цзы. Конфуций — это человек, наделенный выдающимися умственными способностями. Он обладает
Однако Конфуций не был мистиком. Его духовная природа никогда не выходила за пределы условностей рационального мышления. Он никогда не высказывался против мистицизма, но всегда просто и честно говорил, что не желает иметь дела с вопросами, которые у него дальше слов не идут. Он чтил мистиков, изучал их творения и даже писал комментарии к некоторым из этих книг. Он обладал энциклопедическими знаниями, однако сомнительно, чтобы он сознательно пережил причастность к бесконечному, которую мистики называют просветлением. Это не значит, что Конфуций был непросвещенным — и здесь мы сталкиваемся с тонким различием. Человек с хорошим образованием может прийти к тому же выводу, к которому путем постижения приходит мистик. Разница между ними лежит в глубине осознания. Интеллектуал подходит к Истине как к чему-то наделенному формой и находящемуся за пределами его собственной природы. Между тем подход к Истине мистика подразумевает его сознательное пребывание в бесформенной и внепространственной Реальности.
(((Картинка, стр. 194.)))
[Каменный барельеф времен династии Хан с изображением встречи Конфуция и Лао-цзы. Это изысканное древнее изображение на камне показывает нам двух бессмертных из провинции Цзин, которые обмениваются ритуальными приветствиями у входа в библиотеку Чжоу. Художественное исполнение, хотя и может быть названо примитивным, тем не менее типично для периода расцвета древнего китайского искусства. ]
Лао-цзы же в своей жизни и учении всецело был мистиком. Он существовал в мире, не задеваемый превратностями жизни. Все свое учение он носил в себе. Он был причастен к литературе и искусству своего времени, но не подвергался влиянию интеллектуальных и культурных веяний. Он жил в мире, но был не от мира сего, существуя вдали от него, на заоблачных вершинах своего постижения. Он был немногим старше Конфуция годами, но намного старше его в плане духовного видения.
Разница в мистическом возрасте между этими двумя людьми была ловко обыграна на старом китайском полотне, которое называется Лао-цзы и младенец Конфуций. Великий даосский святой сидит в тени исполинской скалы, из которой растет одинокая искореженная бурями сосна. Лао-цзы представлен на картине в виде старика, закутанного в грубую мантию и любовно глядящего на младенца, который лежит у него на руках. Взгляд маленького Конфуция полон настойчивости, искренности и доверия, которые свойственны выражению лиц смышленых ребятишек. Идея всей картины весьма благородна и важна. Символическим языком она говорит о том, что постижение является колыбелью интеллектуальных способностей.
О традиционной встрече Конфуция и Лао-цзы на ступенях библиотеки в Чжоу существует много преданий. Одно из них гласит, что Конфуций сравнил духовное свершение Лао-цзы с полетом в небе великого дракона, который так стремительно пронесся среди облаков, что внес хаос во внутренний мир обычных смертных. Дракон вознесся вверх через все состояния бытия, а затем погрузился вглубь вплоть до самых оснований материи. Это всесильный дух, который витает, где ему заблагорассудится, не ведая никаких моральных препятствий. Конфуций может только восхищаться этим свободным духом, но он не в силах переживать на собственном опыте столь возвышенные состояния сознания.
Для даоса дракон является символом просветления. Он дает разуму волшебную власть над Реальностью. Это единственное существо во всей китайской мифологии, которое полностью самодостаточно и всечасно пребывает в гармонии с Дао. Дракон — это Пространство как сознание. Он обретается в Абсолюте и движется в нем по своему усмотрению, наслаждаясь великой свободой в бесконечных сферах Реальности. Пространство, или Дао, вечно движется, повинуясь Закону. Внутри него находятся все формы, очертания и движения.