Самоубийство по заказу

Незнанский Фридрих Евсеевич

Передавать суть беседы с Костей по телефону на Дальний Восток Турецкий, конечно, ни за что бы не решился. Но намеками все-таки изложил Грязнову смысл нового дела, – они же всегда понимали друг друга и с полуслова, разжевывать ничего не требовалось. Да к тому же Славка прекрасно знал эту свое-образную публику из военной прокуратуры: командуя МУРом, частенько «пересекался» с ними, если в преступлениях фигурировал хотя бы один военнослужащий. Впрочем, у Александра хватало и собственных знаний. Но, тем не менее…

Вячеслав и в прежние годы жил по принципу: «Где наша ни пропадала…», а теперь, как говорится, сам Бог велел быть фаталистом. Он и ответил в этом смысле. Но при этом Александр заметил, что гораздо

больше Вячеслава озаботило – или показалось? – известие о том, что «Глория» без своего отца-основателя и главного нервного возбудителя не то, чтобы захирела, зачахла, нет, дела есть, клиенты посещают, и неплохо, но… крылья как-то опустились, что ли. Словно увядать стали. Интерес пропадает – плохой признак. Опасный симптом. И это обстоятельство, кажется, нашло в его душе отклик. Уже неплохо – для начала. Теперь остается только постоянно подливать… чего там? Водички, маслица или спиртику? Ближайшее время и покажет, важно, что Славка забеспокоился всерьез. А беспокойство у него – всегда первый стимул к активному действию, такая уж она – специфическая, «сыщицкая» порода!

Но больше всего Турецкого обрадовал бодрый голос Грязнова. Не было в нем ни прежней тоскливой сентиментальности, ни покорности судьбе. Он просто сказал в конце телефонного разговора:

– Берись, Саня. Это дело по своей раскрутке – не на два дня. А там, глядишь, и я подъеду, если чего…

Вот так и решились сразу два вопроса.

Турецкий уже поздним вечером позвонил Косте, возможно, разбудив его. Во всяком случае, голос у Лели – супруги Костиной, был похож на сонный, однако отказать Сашеньке она не могла, и Меркулов взял трубку.

– Ну, чего тебе не спится? – не слишком дружелюбно спросил он.

– Если тебе наплевать на то, чем живут и о чем думают твои друзья, я могу и положить трубку. Пожалуйста, очень надо, понимаешь!

– Эй, ты чего?! – всполошился Костя, очевидно, проснувшись окончательно. – Говори, я слушаю. Решил?

Ну да, у него же теперь одно в голове.

– Как тебе сказать? Я был в сомнениях, но вот Славка, кажется, убедил, что нам, в смысле, нашему агентству, стоит взяться, может, и отчасти исключительно ради поддержания престижа «Глории». Вот, мол, военная прокуратура обделается, а мы, как обычно, справимся. Нам же это – семечки. Мы любим мутные и трудноразрешимые задачи. Да к тому же, говорит, если возникнут заторы, я сам немедленно подъеду и – разберемся. Не знаю еще, можно ли ему верить, вот я и подумал, что, по моим подсчетам, ты его лично знаешь где-то на шесть или семь месяцев дольше, чем я, и решил посоветоваться. Тебе ж известно, что я по утрам не люблю беспокоить людей… – Он услышал, как крякнул Костя и продолжил: – Да и вроде не так поздно еще, детское время. Как считаешь?

– Вот же босяки! – хриплым со сна голосом рассмеялся Меркулов. – Да, конечно, не можно, а нужно. Молодец, Саня… Между прочим, Саня, с Федоровским я сегодня успел переговорить. Объяснил ему о твоей миссии – в частном порядке. Скажу откровенно, реакция была неоднозначной. Но я постарался убедить его, что уже само по себе участие в расследовании Александра Турецкого придаст этому процессу дополнительный вес, ибо имя следователя, как известно, у президента на слуху, а тому наверняка придется отвечать всяким писакам на их нахальные и каверзные вопросы. Вот и аргумент дополнительный. Мол, лучшие силы привлечены, так сказать. Неплохо придумано, а, Саня?

– Аргумент, конечно, просто нет слов… Особенно – продажные писаки.

– Я не говорил «продажные»! Не передергивай!

– Но подумал. Я же тебя тоже знаю. Как ты – Славку. Мы ж без стереотипов – никуда… Ладно, было бы на пользу. А он-то чем ответил на твой пассаж?

– Ответил, что готов принять тебя прямо завтра с утра. Где-нибудь в начале одиннадцатого. Позвони и уточни. А позже

встреться с тетками из Комитета. Я не думаю, что они могут передумать. Но если начнут торговаться, немедленно перезвони мне, что-нибудь придумаем.

«Значит, не все так у Кости просто и однозначно, – подумал Турецкий, положив трубку. – И этот Комитет – тоже контора неоднозначная. Надо будет попросить Макса залезть в Интернет, в их файлы, сайты всякие там и выяснить, что представляет собой этот Комитет солдатских матерей… Или, как их – Союз комитетов? Наверняка, материалов навалом. И сделать это надо пораньше, прежде чем ехать к главному военному прокурору…»

Поставив перед собой такую задачу, успокоенный Александр Борисович отправился спать. Правда, тот же Славка посоветовал в конце разговора не сильно торопиться, если у друга Сани еще есть сомнения с принятием решения, а вернуться к вопросу утром. Утро вечера мудренее, – так говорят. Но практика показывала Турецкому, и не раз, что продуманные с вечера решения, как правило, утром уже не претерпевают изменений. И, тем не менее, – мало ли что?

…Спал он хорошо, и, встав рано, стараясь не разбудить жену, которая засиделась допоздна, листая какие-то книжки, учебники и руководства, – это она была озадачена мужем по вопросу психического здоровья автора письма в Интернете, – уехал в «Глорию», решив там же и позавтракать. В смысле, попить кофе с какой-нибудь «жвачкой», которую собирался купить по дороге. Надо же и Макса чем-нибудь накормить.

Обычно Макс – он же Максим, компьютерный бог детективного агентства «Глория» – обходился литрами кофе из постоянно фырчащей кофеварки и бесчисленными пакетами с чипсами, сухариками и прочими хрустящими предметами, типа сушек с маком. Эта пища поддерживала в нем дух. А тело этого огромного, заросшего дикой бородищей монстра требовало, естественно, более калорийной пищи. И Макса подкармливали все сотрудники агентства. Кормили ненавязчиво, сваливая готовые уже продукты, либо полуфабрикаты, в холодильник. Но готовить Макс не любил, и этим приходилось заниматься другим, а вот съесть, к примеру, здоровенный круг сухой колбасы, какой-нибудь «одесской», это он мог, причем, даже и не замечая самого процесса поедания – как бы между прочим. Вот такой странный человек. По-своему – гений. Ну, бог, и все этим сказано. На его помощь, в первую очередь, и рассчитывал Турецкий, прекрасно зная, что ни в МВД, даже в их замечательном Управлении «К», ни уж, во всяком случае, в военной прокуратуре, никого подобного Максу нет. А раз нет, значит, и приоритет, в любом случае, остается на стороне «Глории».

Кстати, еще работая в Генеральной прокуратуре, Александр Борисович постоянно пользовался помощью Макса в самых трудных и, казалось, порой неразрешимых ситуациях. И никогда не знал отказа. Ибо залезть в чужие файлы, будь то высокая государственная организация или суперзащищенная от взломов коммерческая структура, и покопаться там, добывая коллегам необходимую для очередных расследований информацию, была для него задачей интересной и, естественно, решаемой. Иных вариантов он просто не признавал.

«Борода», и он же – «Бродяга», сидел со своими компьютерами в темной комнате, защищенной со всех сторон от прослушивания – таков был порядок в «Глории», установленный еще покойным ныне Денисом, – и со всех сторон доносился шорох вентиляторов. Иначе здесь просто нельзя было бы дышать. Кофеварка, естественно, фырчала. Еще слышался хруст, это крепкие челюсти Макса перемалывали довольно крупные сушки. Значит, чипсы закончились, а он так и не покидал помещение. Наверное, и спал сегодня здесь, большое кресло было разобранным, а простыня, которой накрывался Макс, смятая так и лежала на полу, как упала, когда он поднялся. Странный человек, но такой уж… Гении – они все в чем-то чумовые. А Макс несомненно был гением в своем деле.