Самоубийство по заказу
Шрифт:
– Погоди, – осадил возбужденного Макса Турецкий. – Откуда у тебя уверенность, что это мог именно ее упомянуть в своем письме тот Иванов? Который Андрей. И простой русский парень?
– А я, – хитро отреагировал Макс своим странным, булькающим, как вытекающее из банки пиво, смехом, – я задал своим компам работенку. Взял парочку ее старых публикаций и письмо этого солдата. А потом заложил в комп и дал программу провести структурный лингвистический анализ. Стиль сравнить и прочее. Так вот, господа, вышло шестьдесят восемь процентов прямых попаданий! Так что, извини, Борисыч, дивизия – хоть и под боком, да только никогда ты не отыщешь там своего Андрея Иванова, а
Турецкий смотрел на этого гения и улыбался. Действительно, правду ведь говорят: сделаешь раз по сто, вот и будет просто.
– Ну, что, Сева? – он посмотрел на Голованова. – Премию Максу надо бы. Минобороны и прокуратура могут свободно утереть сопливые носы, а я твоими и Костиными молитвами, кажется, собираюсь в командировку… Только, парни, чтоб ни одна живая душа, понимаете?
– Сан Борисыч, мы ж еще на службе, – пошутил Филя, вызвав улыбки остальных, – мог бы и не предупреждать. Вот когда за дверь выйдем, тогда… сам понимаешь, одним стаканчиком не отделаешься. Тема-то серьезная… И тайна, стало быть, дорогого стоит. Вон, Максу – чипсы, то, другое… останется ли у тебя на проездные-то?
– М-да… – задумался Турецкий.
Дорога больших денег стоит. И надо их еще получить у «девушек» из Комитета матерей, но так, чтоб они ничего тоже не заподозрили… А может быть… Ему в голову пришла мысль по поводу Царицыной, которую хотелось бы использовать на всю катушку.
И с Аленькой придется на время очень вежливо прервать контакт. И как-то объясниться, придумать что-нибудь неотложное, чтоб и военная прокуратура не уличила его в нечестности по отношению к коллегам. Вон, сколько всякого набирается…
Да, а как же машина? А серебристая «Лада» десятой модели за указанным номером принадлежит старшему следователю главной военной прокуратуры Павлу Валерьяновичу Молчанову, капитану юстиции. Думай, Александр Борисович, что хочешь, но, несомненно одно, эта машина должна быть хорошо известна Алевтине Григорьевне. Зря она разыгрывала удивление.
Но главное дело, благодаря весьма разносторонней памяти Максима и его профессиональной хватке, уже сделано.
Костю, кстати, тоже нет пока нужды ставить в известность о командировке в Восточную Сибирь. Можно сказать, что просто проверяем некоторые соображения из тех, что представляются имеющими отношение к делу.
А вот кому надо обязательно позвонить, так это Славке. Чита оттуда, из его Хабаровска, ближе, мог бы и посочувствовать другу…
Глава тринадцатая ИРИНА
– Что это ты сегодня какой-то взъерошенный? – лукаво спросила Ирина, едва он вошел в дом.
– Беготни много было, – привычно оправдался он, даже и не отдавая себе отчета, что причины для вранья у него, в общем, не было. Ну, а эпизод с Алей – это пустяк, не стоящий внимания. Уж Ирке-то о существовании этой девушки знать совсем ни к чему. До той поры, когда она сама сможет убедиться, что отношения у Шурика с помощницей следователя Паромщикова чисто деловые. А поверит, нет ли, это уж как Бог положит… А если по справедливости, то, конечно, не поверит. Но это уж ее дело… Уговаривать…
– Голодный? – жена сама ушла от собственного вопроса.
– Кофе, пиво, какая-то мелочь… Поесть толком как-то и не успел. Все собирался, да время не позволяло.
– Садись ужинать… – И пока она накрывала ему на кухне, стала делиться с ним своими
– Ну, разумеется, как же иначе! Мне очень интересно твое мнение, как юриста-психолога, профессионально занимающегося криминальной психологией, – польстил он жене. Ирина закончила курсы в Центре профпереориентации новейших обучающих технологий и получила диплом о своем втором высшем образовании.
– Правда, это не совсем то, о чем ты думаешь, но кое-какие мои выводы, мне кажется, могут показаться для тебя интересными… Я тебе сегодня вкусную рыбную солянку приготовила. Ничего? Не поздно?… Тогда ты ешь, а я буду говорить, ладно? – Она улыбнулась: – Обещаю аппетит тебе не испортить.
– Можешь не извиняться. Некоторые соображения мы как раз сегодня вечером обсуждали с нашими мужиками. Поэтому будет вдвойне интересно сопоставить твои и их оценки. Я тебе потом расскажу о том, что сумел Макс накопать нам по этому вопросу…
И он принялся за обед-ужин.
Уже с первых слов жены он понял, что мнения ее и Макса, в принципе, совпадают. Только Бродяга проводил свои исследования с помощью различных компьютерных программ, а Ирка, пользуясь знаниями в области психологии, приобретенными ею на Высших курсах, ну, и своею собственной, женской интуицией. А то, что выводы сходились в главном, говорило об их правильности.
Коротко говоря, Ирина была уверена, что письмо написано не рукой солдата, проходящего срочную службу в армии, а с его слов. Возможно, даже и в пересказе со слов другого человека, близко знающего солдата и, в моральном отношении, полностью разделяющего его трудности и беды. То есть, по убеждению Ирины, в действии появилось неизвестное третье лицо. То самое, которое в письме обозначено во фразе: «Мир не без добрых людей». То есть, некто «добрый человек». Помимо любимой девушки Ланы. Ну, да, третий. Или третья, ибо, если считать по Максу, то два лица уже предположительно известны, – Андрей Иванов и Лана. А мать, упомянутая в письме, как действующее лицо, однозначно исключалось, ибо ее эмоции полностью «перекроили» бы текст письма, это – бесспорно.
И Александр Борисович подумал, что, наверное, именно сейчас пришло время познакомить Ирину с выводами Макса, так как это избавит ее от приблизительности оценок. И он пересказал жене их сегодняшний разговор с Бродягой. Ирина обрадовалась, действительно, между ними было много общего.
А что касается третьего лица, то его присутствие может быть доказано только в процессе дальнейшего следствия. Другими словами, поскольку уже известен адрес в Чите – правда, не домашний, а исключительно виртуальный, притом, что дальнейший поиск – уже дело, как говорится, техники, значит, надо немедленно лететь в Читу. На месте будет виднее…
Кажется, Ирина впервые за долгие годы совместной семейной жизни сама сказала, что надо лететь, обычно она терпеть не могла командировок мужа.
И на то была причина. Когда Шурик находился в пределах ее видимости, условно, конечно, она была за него спокойна. Тоже, впрочем, относительно. Но как только он убывал куда-то из Москвы, у нее начинались мучения. Он же, как мальчишка, лез повсюду, куда в его возрасте и положении даже и не следует соваться, потому так часто его и «штопали» потом доктора. Правда, и дома хватало забот не меньше. А в данном случае она не видела никакой опасности для мужа. Пусть заодно и развеется немного, нельзя без конца «вариться» в одной и той же компании.