Самоубийство Земли
Шрифт:
Как и всякая уважающая себя история эта заканчивается отточием.
Лепестки злобы
Разумеется, у комиссара полиции Гарда была прекрасная память. С необыкновенной легкостью пересекая времена и пространства, он всегда помнил, что с ним происходило и где. Но вот в какой именно стране произошла эта странная история — Гард забыл напрочь. Да и вообще старался вспоминать о ней как можно реже. Но вот если вскипала в нем комиссарская злоба, или, хуже того, вдруг начинал Гард кричать
Отель комиссар не забыл. Отель, как отель — таких в любой стране мира не счесть: бесконечные, бессмысленно-уютные коридоры, равнодушно-чистые номера.
И труп помнил. Труп лежал на кровати и занимался тем единственным делом, которое и остается трупу: медленно остывал.
Это был мужчина лет сорока с перстнем на указательном пальце. Комиссар не любил мужчин, которые носят украшения. Ему казалось, что для них это единственный способ доказать свою значительность. Глядя на весьма дорогой перстень, комиссар, с присущей ему прозорливостью, понял: ограбление не было целью убийцы. Да и был ли убийца?
Вскрытие показало, что человек умер от разрыва сердца. Что ж, со всяким может случиться…
Второй труп был обнаружен в том же номере через два дня. Молодая женщина, с красивой… Впрочем, это не имеет значения.
Владелец отеля, потирая лысину, объяснил журналистам, что лишь вмешательством дьявола можно объяснить тот факт, когда в одном и том же номере лучшего, без преувеличения, отеля мира, умирают подряд два человека. Факт этот невероятен, непостижим, необъясним, и вообще…
Номер опечатали.
Через два дня в соседнем номере был найден труп старухи.
Как и всякий, уважающий себя комиссар полиции, Гард любил иногда, осматривая труп, подумать вдруг что-нибудь афористичное. Вот и теперь он подумал: «Дьявол не может додуматься до тех гнусностей и мерзостей, до которых может догадаться иной человек. Самые отвратительные, нечеловеческие поступки совершает именно человек».
Так подумал комиссар полиции Гард.
И ошибся.
В гостиничном номере раздался телефонный звонок. На этот раз интуиция не обманула комиссара — звонил его начальник, префект полиции. Читатели детективов, разумеется, знают, что префекты полиции бывают непременно толстые, нервные, очень глупые, к тому же — они курят трубки, которые у них — в отличие от трубок настоящих сыщиков — обязательно гаснут.
— Ну что? — задал префект вопрос-прелюдию.
Основная тема должна была прозвучать примерно так: «Вам дается два дня. После этого можете считать себя уволенным».
Комиссар не стал отвечать на прелюдию. Ждал развития основной темы.
— У вас, разумеется, нет никаких версий? — Гарду казалось, что он видит, как префект вытирает свои жирные щеки вечно грязным носовым платком. — Вам дается два дня. После этого можете считать себя уволенным. — Тут в трубке раздались отвратительные причмокивания, Гард понял,
То ли эти причмокивания, то ли опостылевшая предсказуемость разговора, а может, вид умершей старухи… Не важно, что именно, но что-то заставило комиссара вылить на префекта всю скопившуюся злобу.
— Зачем вы сюда звоните? — заорал Гард. — Увольняйте меня хоть сейчас, только кто же тогда работать будет? Уж не вы ли сами? Вы только мешаете мне работать, вы…
Комиссар не любил злиться. И кричать не любил. Он повернулся к окну, будто желая глотнуть свежего воздуха, и…
ЭТОГО не могло быть. Галлюцинация. Так не бывает.
— Может, у вас у самого есть какие-то версии? — кричал Гард, а сам глядел в сторону подоконника. — Подскажите мне хоть раз что-нибудь ценное, вместо того, чтобы раскуривать ваш вечно сырой табак…
ЭТОГО НЕ МОГЛО БЫТЬ.
Но ОНО БЫЛО.
Гард бросил телефонную трубку.
ОНО прекратилось.
Владелец отеля — длинный лысый человек — подскочил к комиссару и, умудряясь смотреть на него снизу вверх, спросил:
— Вы, конечно, все выясните? Да? Да? Постояльцы выселяются… А у нас ведь лучший отель мира… И я…
Гард отошел. Посмотрел на часы. Пока уберут труп, пока снимут отпечатки пальцев — наступит вечер. Значит вечером придется придти сюда, и, если это действительно было, то утром он узнает разгадку.
— Я могу заплатить вам, я — богатый человек, я… — снова начал владелец отеля, приглаживая руками несуществующие волосы, но, наткнувшись на взгляд Гарда, осекся.
Было ли у Гарда предчувствие? Понимал ли он, с какой силой столкнулся?
Комиссар полиции забыл об этом. Комиссары полиции не помнят о таких мелочах.
…До полуночи Гард мерил шагами номер, периодически поглядывая на подоконник.
ЭТО не происходило.
Тогда он сбросил пиджак, поправил зачем-то кобуру под мышкой и лег на диван. Погасил верхний свет — включил ночник.
Цветок с высоким стеблем и странными фиолетовыми листьями был абсолютно спокоен и отвратительно не таинственен.
Поскольку делать было совершенно нечего, Гард занялся любимым делом сыщиков, а именно: предался философским раздумьям о житейских перипетиях.
«Странные существа — люди, — философски думал комиссар. — Они убеждены, что сами могут легко влиять на что угодно — хоть на природу, хоть на других людей, хоть на космос. Но почему-то думают, что на них ни что влиять не может. Поразвели цветов, куда ни приди — везде стоят, и позабыли, что ведь это — живые существа, и, значит, они не только могут, но должны оказывать на человека определенное влияние. И кто сказал, что только хорошее? Разве все люди могут оказывать одно и то же влияние? Так же и цветы. А вдруг они берут от людей самое плохое? Интересно, куда его потом девают? К тому же, если подумать, что горшок для цветка — та же клетка, то кто знает, что случится однажды, если все цветы решат взбунтоваться…»