Самоучитель по философии и психологии

Курпатов Андрей Владимирович

Религия всегда выполняла этическую функцию, и в этом вся коллизия веры. Когда я полагаю себя неверующим, я в чьих-то глазах могу выглядеть аморальным (и это важно, ведь этика – это то, что между социальными субъектами, а потому «чужие глаза» здесь вещь неотъемлемая). Меня словно бы спрашивают: «А что тебя сдерживает от «недостойных поступков»?» То, что я считаю их недостойными? А как ты можешь считать их недостойными, не будучи верующим, т. е. сопрягающим свой поступок с неким реестром «достойности – недостойности»? И здесь трудно что-либо возразить, остается сказать, что само понятие «достойного» (или

«недостойного») ущербно, будучи абстракцией и фикцией. Все время от времени врут, хотя знают, что это недостойно, да и что такое «врать»? По – моему, так это способ ограничить самого себя, чему я, конечно, пытаюсь всячески препятствовать, но делает ли это мой поступок «достойным»?

«Бог» стал у нас гуманоидом, который слышит и понимает, к которому можно обратиться и попросить. Но все это достаточно странно. Если ты понимаешь, что Высшее Существо беспредельно, то Оно просто не может изменить самого себя, а ведь именно это ожидается от Него, когда мы просим: «Сделай не так, сделай эдак!» И ведь именно в эту ошибку ввергает нас религия…

«Верующий ли вы человек?» – этот вопрос кажется мне абсурдным. Глупо отвечать на вопрос: «Вы верите, что земля круглая?» – «Да, верю». Еще глупее отвечать на вопрос: «Вы верите, что есть внеземные цивилизации?» – «Нет, не верю». Я бы спрашивал так: «Живете вы, радуясь?»

Бог

Итак, что мы знаем о заявленной теме – о Боге? Во – первых, мы знаем, что ничего не знаем о Боге, кроме разве того только, что о Нем говорят. Во – вторых, мы знаем десятки, если не сотни «доказательств» существования Бога, впрочем, число «доказательств», опровергающих Его существование, возможно, даже более внушительно. В – третьих, мы знаем, что никакое «доказательство» само по себе не способно заставить нас уверовать, равно как и наоборот: нет такого «доказательства», которое бы заставило нас разувериться в существовании Бога, если мы в это существование верим. Какие из всего этого можно сделать выводы?

Во – первых, никакие наши знания сами по себе к делу веры не имеют никакого отношения, а вера – имплицитно иррациональна. Во – вторых, вера есть то, что можно было бы назвать «религиозным чувством», однако поскольку в «массовом сознании» бродят различные религиозные учения, то во внутреннем психологическом пространстве индивида данное «религиозное чувство» называется не иначе как «Бог в моей жизни». В – третьих, и это самое печальное, поскольку наши мысли – это наши мысли, то Бог, о котором думают, Богом не является.

Все начинается с «религиозного опыта», точнее говоря, даже не с религиозного, а просто с «опыта» – ощущения, некоего психологического состояния, истинные причины которого (как, впрочем, и большинства других наших психологических состояний) нам неведомы – это означаемое (значение), то, что будет означено (названо). Но человек – это существо, страшащееся неизвестности более чего бы то ни было. Преуспевшее в объяснениях, это существо мириться с подобным положением дел не способно. «Все может быть объяснено!» – вот наш девиз, чем-то очень напоминающий аутотренинг невротика, страдающего комплексом неполноценности.

При этом, что поразительно, мы, например, столько знаем о геноме человека, что дальше, кажется, некуда, но ведь мы не можем

понять элементарнейшей вещи, а именно: как из этой примитивной, по сути, цепочки нуклеотидов, из этой неживой материи (!) появляется то, что является жизнью, причем во всей ее сложности и многогранности. О Боге же мы знаем гораздо меньше, нежели о геноме (если вообще хоть что-нибудь о Нем знаем), однако же пребываем в полном удовлетворении от собственных объяснений о малейшем жизненном явлении, увязывая его с «Божественным промыслом» и еще бог знает чем. Как такое возможно?!

Ответ, к сожалению, слишком прост и незамысловат, чтобы можно было говорить о нем вслух, не краснея. Психическая организация неизменно стремится к стабильности, которую, впрочем, сама же с завидным постоянством и нарушает. Поэтому если происходит что-то (и с нами, в нас, в том числе), что нарушает виртуальную стабильность нашего виртуального же психического бытия, то включаются примитивные механизмы защиты, призванные восстановить нарушенный баланс, закрывая «белые пятна» другими «белыми пятнами», которые, впрочем, кажутся нам «цветными», – это слова.

Именно с этой целью – виртуального спасения от виртуальной катастрофы – нами и используются объяснения, начинающиеся с элементарных называний (означений) и заканчивающиеся стройными теориями (компиляциями означающих). Причем объяснение – как простое (означение), так и сложное (теория, концепция, традиция) – может быть абсолютно нелепым, ни на чем не основанным, просто абсурдным; но ради стабильности, ради чувства определенности мы согласимся с ним не моргнув глазом. Ситуация с «религиозным опытом» именно такова.

Впрочем, во всем этом таится и ужасная каверза, поскольку, как известно, сказал «А» – придется говорить и «Б»; сознание одним называнием неизвестного утолить свою жажду к «определенности» не может. Однако создание любой теории, любой системы, где множество означающих сплетается в единую сеть взаимопоясняющих понятий, всегда есть создание новой реальности, реальности виртуальной, но это никогда не реальность первичная, и даже не ее отражение, но лишь отображение – искаженное, если не сказать изуродованное.

С тем чтобы придать этому отображению хоть сколько-нибудь достойную форму, мы готовы пойти на любые допущения, додумывая фактически любые недостающие, как нам кажется, детали, элементы, кусочки нарождающейся картины. Именно такова религия, растущая как на дрожжах из идеи Бога; религия, которая начинается с элементарного психического акта произвольного означивания означающего и заканчивающаяся жесткими определениями и инструкциями, адресованными верующему.

Здесь мы видим, как созидается здание языка – последовательно, неутомимо, изощренно. От своего закладного камня оно получает название – религия; и претендуя на то, чтобы быть «пространством Бога», оно не способно даже разместиться в этом пространстве, поскольку само это пространство, если, конечно, мы допускаем его существование, раскинулось от края до края – под, над, вокруг этого здания, но никак не в нем и уж никак им не являясь. Мы ничего не узнали с помощью языка о Боге, нам с помощью него рассказали о «Нем».