Самовластие мистера Парэма
Шрифт:
Верховный лорд приступил к главному.
– Если бы я мог отправиться отсюда в Париж с каким-то определенным предложением, – сказал он и положил крепкую белую руку на плечо собеседника, – если бы я мог возродить дружбу и сотрудничество франков с их восточными собратьями, я знал бы, что жил не напрасно.
– Данциг, – коротко отозвался фон Бархейм. Потом прибавил: – И другие пункты, которые я вам уже излагал.
– А почему бы и не Данциг? От границ Польши до Тихого океана хватит земель, чтобы возместить вам утраченное.
– Ну, если речь идет о таком предложении… – сказал фон Бархейм, повернулся и посмотрел гостю прямо в глаза. – Я сперва не понял. Если мы опять можем свободно вооружаться… Это важное и достойное начинание.
И
Фон Бархейм хлопнул в ладоши на восточный манер, и тотчас появился секретарь.
– Карту мира, – потребовал фон Бархейм. – Принесите большой атлас.
На другое утро – не было еще одиннадцати – Верховный лорд оказался уже в Париже с глазу на глаз с мсье Паремом. Мсье Парем был во фраке – без фрака французские государственные деятели как без рук, – а Верховный лорд облачился в темную пиджачную пару безукоризненного покроя.
Мсье Парем был скептик и трезвый реалист, соображал быстро, выражался кратко. Враждебность чувствовалась не столько в его отношении к делу, сколько в тоне. Ибо для французов всякая сделка – что-то вроде ссоры. Одна сторона должна уступить. А тут заключалась весьма хитроумная сделка. Верховный лорд не торопясь изложил свои обширные планы. Не торопясь и изрядно упираясь, мсье Парем понемногу их усвоил. Но все с оговорками, стараясь не прогадать.
– Германия стремится на северо-восток, – говорил он. – Очень хорошо. На землях, лежащих севернее Москвы, будет где развернуться немецкой энергии, особенно зимой. Впоследствии можно будет вознаградить себя в Южной Америке. Тоже хорошо. Франция не затрагивает интересы Америки. Всего, что ей было нужно в тех краях, она достигла во время мексиканской экспедиции [23] . Мы двинемся на юго-восток, преследуя наши традиционные цели в Сирии и Северной Африке. И это тоже хорошо. Но надо со всей определенностью условиться, что в конечном счете это соглашение никак не отменяет для Франции дальнейшего… возмещения в Центральной Азии или в Северном Китае.
23
Вооруженная интервенция Англии, Франции и Испании в Мексику (1861—1867).
Оставив открытым целый ряд вопросов в этой области, мсье Парем внезапно обратился к другим возможностям. Допустим, планы Верховного лорда потерпят крах. Такие случаи в истории бывали. Допустим, что в последнюю минуту Германия не выполнит условий сделки, а сообща с Италией нападет на Францию; обязуется ли в этом случае Британия принять сторону своего старого союзника? Мсье Парем на этом настаивал. Новые переговоры не могут освободить ее от прежних соглашений. С другой стороны, если Италия нападет на Францию, а Германия из-за внутреннего мятежа или по какой-либо иной причине ее не поддержит и Италия окажется в единоборстве с Францией, Франция будет вправе поступить с Италией, с ее государственными границами и африканскими владениями по своему усмотрению, и Великобритания ни в коем случае не станет вмешиваться. Это твердо обусловлено, не так ли? Тут будет иметь место простая дуэль, и Великобритании останется только соблюдать нейтралитет. Если же Франция и Великобритания, выступив совместно, потерпят поражение, то, разумеется, последняя обязуется возместить Франции всю требуемую с нее контрибуцию, независимо от любых экономических затруднений, которые она, Великобритания, будет испытывать, не так ли?
Верховный лорд так твердо верил в победу, что во всех подобных вопросах охотно уступал.
Разговор перешел на Америку и сразу стал менее напряженным.
– Похоже, что наши друзья по ту сторону Атлантического океана, запретившие спиртные напитки, хотят запретить и войну.
– Они не станут вмешиваться, – сказал Верховный лорд тоном человека, которому открыта истина.
– Для меня американский способ
Наконец Верховный лорд высказался со всей определенностью: Франция примет участие в деле и получит свою долю выгод. Несмотря на весьма серьезные сомнения мсье Парема, для неофициального подтверждения был приглашен германский посол. Затем, без излишней торопливости, но и без промедления. Верховный лорд возвратился к своему аэроплану, и британская эскадрилья в сопровождении почетного эскорта из аэропланов, пилотируемых искуснейшими французскими летчиками, взвилась в небо, щеголяя всеми мыслимыми фигурами высшего пилотажа. Все небо сверкало живым, изменчивым узором из аэропланов. Было очень красиво. Зрелище это поражало великолепием новизны, великолепием порядка, давало Верховному лорду ощущение своего полного и безраздельного могущества.
– В Рим, – промолвил он.
Совсем в ином духе проходила его встреча со славным Парэмуцци, образцом всех великих полководцев нашей эпохи, гением едва ли не чересчур великим для Италии.
– Вот это человек, – сказал Верховный лорд, когда они встретились.
– Ecce Homo [24] , – сказал Парэмуцци.
Теперь необходимо было в самой пышной форме предложить Италии четвертое место и четвертую долю добычи от великого похода Западной Европы на Восток. Притом предстояло несколько разочаровать ее в ее надеждах на Северную Африку. Надо было отвлечь ее внимание в сторону Греции, Балкан и – счастливая мысль внезапно осенила Верховного лорда – в сторону Крыма.
24
се человек (лат.)
Достигнуто было полное взаимопонимание.
В Риме все совершалось в классическом стиле, или, если позволено будет употребить несколько противоречивый термин, в стиле неоклассическом. Беломраморная колоннада памятника Виктору-Эммануилу послужила достойным фоном для происходящего. Верховный лорд прибыл в придворном костюме, с орденами Подвязки и «За заслуги» и в плаще, покрой которого был создан им самим. Парэмуцци для этого случая нарядился в черный бархат с серебром, широкополую шляпу его во множестве украшали страусовые перья невиданных размеров. Два великих человека встретились в фокусе огромного полукруга, образованного фоторепортерами.
– Хайль, Цезарь Британский!
– Хайль, Цезарь Цизальпинский!
Сомкнутые ряды фашистов разразились оглушительными приветствиями. Фашистские отряды заполняли всю Пьяцца Венеция. Нигде и никогда техника приветствия не достигала такой высоты, как в Италии во время правления Парэмуцци. Со своими руками, ногами, коленями, грудью, подбородками и носами фашисты поистине творили чудеса. Опуская руку, они так единодушно и одновременно хлопали ладонью по бедру, что казалось – свод небесный разламывается на куски.
– Хайль, Цезарь Британский!
И затем гремит фашистский клич. В Лондоне так не умеют.
Потом два великих человека остались наедине, и наступила минута напряженнейшего духовного общения. Парэмуцци приблизил свое лицо с пристальными, широко раскрытыми глазами почти вплотную к байроническим чертам гостя. И еще ближе придвинул крепко сжатый кулак.
– Власть! – сказал он. – Власть!
И второй кулак выразительным движением, казалось, свернул кому-то шею.
– Совершенно верно, – сказал Верховный лорд, слегка отступив по свойственной ему англосаксонской сдержанности, и чопорно поклонился.