Самовоспитание и самообучение в начальной школе (сборник)

Монтессори Мария

Также и в духовном отношении ребенку должна быть предоставлена свобода, потому что не мы, а природа-творец формирует его душу. Но это вовсе не значит, что надо оставить ребенка заброшенным и без всякого ухода. Если нет возможности непосредственно влиять на индивидуальные особенности характера, ума, чувств, то существует все же ряд обязанностей и забот по отношению к детям, которыми мы не имеем права пренебрегать, потому что от них зависит жизнь или смерть духовных сил ребенка.

Свобода ребенка не значит заброшенность. Как раз наоборот: правильное понимание свободы ставит на место наших фантазий реальные нужды детей и ведет к настоящим и действительным заботам о детях. В наше время ребенок пользуется только физической свободой.

Права

ребенка в XX столетии. Разработка правил гигиены внесла освобождение в физическую жизнь ребенка. Такие внешние факты, как уничтожение пеленания, обилие свежего воздуха в жизни детей, своевременный и достаточный отдых и т. п, получили более заметное и широкое распространение. Но все это – лишь средства для достижения свободы. Важно, чтобы на пороге жизни ребенок был избавлен от опасности заболевания и смерти. Когда устранены основные недостатки в уходе за детьми, то не только гораздо большее число детей выживает, но они также вырастают здоровее. При гигиеническом уходе дети увеличиваются в весе, растут, хорошеют. Что же вызывает улучшение в ходе развития? Гигиена не делает всего этого. Гигиена только освобождает тело ребенка от тех пут, которые затрудняют его рост. Существовали внешние преграды, мешавшие естественной эволюции жизни: гигиена разрушила эти преграды. Почувствовалось, что освобождение наступило.

Под влиянием совершившегося все повторяют, что дети должны быть свободны. Широко осознанная связь между достигнутой свободой и условиями развития физической жизни. За ребенком часто ходят, как за растением, хотя, конечно, какой-нибудь сад или парк пользуется «правами», в которых до сих пор отказывают детям. На самом деле, нам надо освободиться от сравнения детей с растениями. Ребенок – это человек. То, что достаточно для растения, не годится для человека. Подумать только, как ужасно положение человека в параличе, о котором говорят, что у него осталась только растительная жизнь!

Ребенок – человек. Вот какой образ должен быть всегда перед нами. Каковы права ребенка? Попробуем рассматривать детей как «социальный класс», как класс рабочих. На самом деле, они работают, они утомляются от физического и духовного роста; они продолжают работу, начатую матерями. На долю детей достается совершенствование начатого, наиболее трудное, сложное и запутанное. Когда они рождаются, у них еще нет ничего, кроме возможностей: дети должны сделать всё в мире, который, по признанию самих взрослых, полон неожиданностей.

Что предпринимается, чтобы помочь им, слабым, беспомощным, похожим на путешественников в неизвестной стране? Дети рождаются более хрупкими и неприспособленными, чем детеныши любого животного, и должны через несколько лет стать людьми, частью организованного общества, построенного вековыми усилиями бесконечного ряда поколений.

В эпоху, когда цивилизация, то есть возможность лучшей жизни, основывается на праве, добытом активной борьбой и освященном законом, – на какие права могут рассчитывать те, кто вновь появляется среди нас, еще без сил, без мыслей? Перед нами младенец Моисей в корзинке в камышах Нила: он олицетворяет будущее избранного народа, но пройдет ли мимо принцесса, заметит ли его? Все случайности, которым мы подвергаем ребенка, – не сыграют ли они роль известного избиения первенцев?

Посмотрим, какими социальными правами пользуется ребенок при своем вступлении в мир. Мы живем в XX веке, и все же у большинства народов, причисляющих себя к культурным, существуют, как постоянные институты, приюты для детей и кормилицы. Что такое приюты для подкидышей? Ужасная тюрьма, где заключенный находит часто смерть; тюрьма, где жертва обречена на молчание, погибает, не давая никому вести. Подкидыш никогда не увидит своих близких, у него нет имени. Самый опасный преступник хранит воспоминание о матери, вспоминает прошлое, как ослепший – цвет и свет солнца. Подкидыш все равно что слепорожденный,

а ведь никто скорее подкидыша не мог бы доказать свою невинность. Революционеры всех времен добиваются справедливости для всех, но ее нет для подкидышей. Общество не хочет признать подкидышей людьми: они на самом деле только «цветы» человечества. Цветком легко жертвуют для спасения доброго имени.

Если мы серьезно ставим проблему морального воспитания ребенка, то мы должны установить, для какого мира мы его готовим.

Хотим ли мы, чтобы, как мы сами топтали слабых, так бы и в сознании детей молчало чувство справедливости к тем, кто не протестует? Чтобы они были полуцивилизованными людьми и полуживотными в отношении тех, кого можно притеснять? Если не так, то, прежде чем говорить о нравственном воспитании ребенка, поступим, как жрец перед алтарем: как он, преклоним колена в раскаянии и сознаемся перед всем миром в собственных грехах.

Вопрос о социальном положении ребенка – глубокий и серьезный вопрос; это – вопрос нашего настоящего и будущего.

Если бы мы только один день попробовали подвергнуться тем мучениям, на которые мы осуждаем детей! Вообразим, что мы очутились среди народа великанов с необычайно длинными ногами, с огромным телом, среди людей, которые гораздо умнее и проворнее нас. Хотим войти в их дом – ступени лестницы доходят нам до колен, а надо попытаться войти вместе с нашими спутниками-великанами. Хотим сесть – сидение стула нам по плечо, взбираемся с трудом и усаживаемся, как куры на насесте. Хотим почистить платье, но щетка такой величины и такая тяжелая, что наша рука не может ни обхватить, ни удержать ее. Для ногтей нам дают, кажется, платяную щетку; хотим помыться в тазу, но мы не в силах даже поднять его. Если бы нам сказали, что эти гиганты нас ждали, нам невольно подумалось бы: почему же ничего они не приготовили, чтобы принять нас, доставить нам некоторые удобства? Все, что нужно ребенку, он находит в форме игрушек для кукол. Для него самого нет разнообразной изящной обстановки и места, но для кукол изготовляются дома, комнаты, кухни, шкафы, для кукол воспроизведено в миниатюре все, чем пользуется взрослый человек. Ребенок не может жить среди всех этих вещей – он ими только играет. Ему дана обстановка для забавы, и никто не подумал, что ребенок – живой человек. Ребенок видит в этом новом мире только издевательство над собой.

Когда ребенок ломает свои игрушки, то этот акт разрушения специально для него приготовленных вещей отмечается, как признак пытливости ребенка. Говорят: «Ребенок ломает, потому что он хочет понять». На самом же деле ребенок ищет, не найдется ли внутри игрушки чего-нибудь интересного, потому что сами игрушки его совершенно не интересуют. Иногда дети портят игрушки с яростью, как будто чувствуют себя чем-то оскорбленными. Взрослые говорят: «Они ломают игрушки от злости».

Ребенок стремится жить реальной жизнью среди окружающих его вещей. Ему хочется самому умываться, одеваться, причесывать волосы на голове живого существа, хочется чистить полы, иметь стулья, столы, диваны, вешалки для себя. Он хотел бы работать, развиваться, сам себя обслуживать; он должен не только жить, как человек, но творить в себе человеческую личность: в этом сказывается его индивидуальность, его назначение.

Мы видели его в Доме ребенка счастливым и терпеливым, медлительным и точным, как самый удивительный работник и самый внимательный хранитель вещей. Чтобы сделать ребенка счастливым, надо сделать немного: дайте ему возможность повесить свое платье самому на низенькую вешалку, открыть легкую дверь с ручкой по его руке, переставить стульчик, который он может легко поднять. Самое простое – предоставьте ребенку среду и обстановку, где все приспособлено к строению и размерам его тела, и дайте ему жить. Тогда разовьется в ребенке активность, поражающая нас тем, что в ней видны не просто упражнения, выполняемые с удовольствием, а настоящее проявление духовной жизни.