Самойловы-2. Мне тебя запретили
Шрифт:
— Вот, держите, — протягивает мне листок. — Это рецепт на препарат. Принимайте строго по инструкции.
Она прописала мне антидепрессанты. Так я начинаю ходить к мозгоправу и пить колеса для психов. У меня улучшается сон, появляется бодрость в теле, которая позволяет мне возобновить занятия плаванием. И я исключаю из своего ежедневного рациона алкоголь.
На сеансах миссис Донован я продолжаю разговаривать с воображаемой Наташей, при этом стараясь отмечать перемены в своих ощущениях во время рассказа. Это называется гештальт-терапия.
И, конечно же,
Мне помогает лечение у миссис Донован. Я становлюсь спокойнее, больше не схожу с ума от того, что Наташа продолжает смотреть на меня из каждого утюга. Воспринимаю ее присутствие в городе как данность. Радуюсь, что у нее все хорошо. И кажется, что моя жизнь наконец-то наладилась.
Пока однажды я случайно не вижу в киоске очередной желтый журнал, на обложке которого Наташа целуется с известным актером. А заголовок гласит:
«ТОП-МОДЕЛЬ И ЗВЕЗДА ВСЕЛЕННОЙ MARVEL ВМЕСТЕ!?».
Глава 53. Голливуд
НАТАША
Два месяца назад
Теплый голливудский ветер ласкает мое лицо и волосы. Я сижу на крыше своего собственного особняка в Малибу и смотрю на бушующий под утренним солнцем океан. Сейчас лучшее время для серферов. Ребята в гидрокостюмах и с досками во всю рассекают по волнам. Вот бы хоть раз попробовать, как они.
Наверняка папарацци уже залезли на деревья и снимают меня, чтобы опубликовать в желтых газетенках, как я с нерасчесанной головой и в спортивных штанах пью кофе на крыше своего дома. От этих паразитов невозможно спрятаться, поэтому остается только продолжать наслаждаться жизнью, не обращая на них внимания.
Глубоко вдыхаю соленый морской воздух и подставляю лицо утренним лучам. Хочется остановить это прекрасное мгновение. Ведь что может быть лучше вкусного кофе под шум океана?
Apple Watch на запястье вибрируют, оповещая, что пора собираться. С легкой ленью поднимаюсь на ноги, дохожу до окна и ныряю внутрь. Принимать душ меньше часа уже давно не получается. Сначала наношу одно средство для волос, потом другое. Скраб на все тело, маска… Когда я выхожу из ванной, одетая в белый махровый халат и с полотенцем на голове, раздается звонок.
В экран домофона вижу у ворот автомобиль моих стилистов. Открываю им и по другим экранам камер видеонаблюдения слежу, как бригада фэшн-мастеров заезжает во двор, проезжает сад, бассейн и останавливается на специальном парковочном месте у входа в особняк. Нажимаю последнюю кнопку, позволяющую им войти в холл дома.
— Доброе утро, мисс Кузнецова-Готье, — улыбаются во все белоснежные тридцать два.
Моя фамилия по-прежнему остается крайне непонятной и непроизносимой для американцев. Впрочем, для французов она была такой же. Когда я ступила на подиум французской недели моды и тем самым обеспечила себе выход в высший свет модельного бизнеса, Леруа предлагал мне взять более понятный псевдоним. Я отказалась.
— Доброе утро, — здороваюсь.
Они завозят в дом в прямом
Это занимает больше пяти часов. Голливудские профессионалы колдуют над моими волосами и кожей, делают мне маникюр и педикюр. Даже на профессиональные съемки для ведущих домов моды собирают, порой, меньше, чем для красных дорожек Голливуда. Все дело в том, что после фотосессий тебя всегда могут отфотошопить или на крайний случай переснять. Папарацци, фотографирующие красные дорожки, этого делать никогда не будут. Наоборот, они разместят на первую полосу твой самый неудачный снимок.
Мои волосы уложены аккуратными волнами на правое плечо. Казалось бы, ничего необычного. Когда-то очень давно я и сама могла сделать себе такую укладку за полчаса при помощи утюжка. Но несколько стилистов делали это больше двух часов. Чтобы волосинка к волосинке.
В макияже вроде бы тоже ничего необычного. Естественный с акцентом на губы. На них нанесена та самая красная помада, которую я сейчас рекламирую по каждому каналу. Ногти на руках покрыты нюдовым лаком, а на ногах тоже ярко-красные.
Мужчины-стилисты покидают мою комнату для сборов на мероприятия, и я остаюсь наедине с одной женщиной. Она аккуратно снимает с манекена заранее подготовленное и отпаренное платье Chanel и помогает мне его надеть.
— Вам так идет белый, мисс, — довольно причмокивает.
Я засовываю ноги в босоножки, а женщина мне их заботливо застегивает. Эта услуга стоит тысячу долларов: по пятьсот долларов на одну ногу.
Машина уже подана и ожидает у ворот. В лимузин мне помогают сесть все те же стилисты, не переставая поправлять платье, чтобы ненароком не помялось. В салоне авто я сижу, вытянувшись, как струна. Шевелиться нельзя вообще, иначе мятых полос на платье не избежать.
Чем ближе мы подъезжаем к кинотеатру, где будет проходить премьера нового фильма именитого режиссера, тем сильнее потеют мои ладони. За столько времени я так и не научилась ступать без страха по красной ковровой дорожке. Прицелы фотокамер — это вся моя жизнь, но здесь они совсем другие. Здесь они ждут моего провала. Чтобы я споткнулась, например. Или чтобы через платье просвечивались трусы.
Лимузин останавливается. Объективы камер уже смотрят на дверь. Швейцар касается ручки, и, как только он ее открывает, я тут же надеваю на лицо самую радостную улыбку, какую только могу.
Бесперебойные щелчки камер оглушают. Улыбаться, надо улыбаться. Глубокий вдох, шаг, еще один. Щелчки не прекращаются. Внимание абсолютно всех приковано ко мне.
Кинотеатр превращается в яхту. Длинная ковровая дорожка становится деревянной палубой. Толпа папарацци сменяется зелеными деревьями, которые я проплываю по реке.
— Наташа, ты такая красивая, когда улыбаешься.
— А когда не улыбаюсь, не красивая?
Закатывает глаза.
— Женщина!
На палубе становится слишком ветрено, поэтому он берет меня за руку и ведет к спуску в каюты.