Самозванец (сборник)
Шрифт:
Ридезель посмотрел на свою карточку и позеленел от ярости.
– Милостивый государь! – сказал он Лахнеру. – Вы позволили себе оскорбить знатное и порядочное семейство, надругавшись над его фамилией. Я требую у вас сатисфакции!
– И разумеется, я не откажу вам в ней, – спокойно ответил Лахнер. – Но вы ошибаетесь, сударь, если предполагаете, что я надругался над семейным именем вашего рода. Я знаю, скольких славных представителей дал род Ридезелей, и не могу делать их всех ответственными за то, что среди них оказался один, совершенно недостойный этого
– Вашу карточку, сударь! – крикнул Ридезель, дрожа от бешенства.
– Я живу в гостинице «Венгерская корона», – спокойно ответил гренадер.
– Мы еще увидимся!
– Надеюсь.
Затем барон Ридезель вместе с гостями, бывшими на его стороне, вышел из столовой, даже не попрощавшись с хозяйкой дома. Представители высшей аристократии подошли к графине и выразили ей сожаление, что в ее доме случилась подобная неприятность, но при этом дали понять ей, что считают все попытки ввести баронессу Витхан в общество бестактностью и необдуманным шагом.
Вскоре из всех гостей остались только барон Люцельштейн, баронесса Витхан, Лахнер и его командир.
Баронесса подошла к гренадеру, протянула ему руки и сказала полным слез и страдания голосом:
– Да благословит вас Бог, барон…
Рыдания пресекли ее фразу…
Она молча подошла к графине, обняла ее и пошла к дверям.
Люцельштейн подскочил к невесте, предложил ей руку, но Эмилия окинула его таким презрительным, таким негодующим взором, что «прекрасный барон» невольно отшатнулся. Через мгновение он стремглав бросился догонять Эмилию.
Теперь и до Лахнера дошла очередь проститься с хозяйкой.
– Барон, – сказала ему графиня, – вы вели себя так, как надлежит вести себя настоящему мужчине и дворянину. Я молю Бога, чтобы он дал мне возможность отблагодарить вас за ваш рыцарский поступок.
Лахнер с Левенвальдом вышли из дворца графини. Гренадер по настоянию полковника сел к нему в карету, а экипаж Лахнера поехал за ними следом.
– И надо же было тебе попасть в такую кашу! – досадливо сказал Левенвальд.
– Разве я мог поступить иначе? В качестве дворянина я был обязан вступиться за честь бедной женщины!
– Это – еще вопрос… Конечно, Ридезель вел себя нагло и непорядочно, едва ли его будут всюду принимать теперь. А все же, как видишь, никто не решился вступиться за баронессу Витхан. Плохо ее дело, очень плохо! Графиня Зонненберг сделала непозволительную ошибку…
– Баронесса виновна или невиновна?
– Этого никто не знает. Да, кстати, я хотел рассказать тебе ее историю. Видишь ли… Однако вот мы уж и подъехали. Да, совсем забыл: помни, что твой секундант – я!
– Я тебе страшно признателен, милейший Левенвальд.
– А я горжусь тобой, милый Артур. Конечно, твоя выходка была необдуманна, а все-таки… мне она чертовски
Он нежно обнял лже-Кауница, и тот направился в свою гостиницу.
После всех волнений и быстрой смены неожиданных сюрпризов Лахнер сразу заснул мертвым сном на мягкой постели своего номера. Проснулся он только поздно утром, и его первая мысль была о дуэли.
Он не боялся. Еще будучи студентом, он посвящал много времени фехтованию, а военная служба еще увеличила гибкость и проворство его движений. Но он не знал, долго ли оставит его князь Кауниц в навязанной ему роли и будет ли ему предоставлена возможность отомстить за оскорбление, нанесенное прекрасной, грустной Эмилии.
Он с горечью думал, что представляет собою просто какую-то марионетку, которая лишена самостоятельности, а должна подчиняться нити руководителя, и, может быть, в тот самый момент, когда он будет считать себя у цели своих желаний, своих надежд, когда он уже будет стоять лицом к лицу с наглым оскорбителем, нить потянет его назад, за кулисы, и снова вернет к прежнему.
А тогда прощай его прекрасный сон! Прощай, божественная, несравненная Эмилия!
Как живая, стояла она перед ним… Ему опять представилось, как она с горячей признательностью пожала ему руки, как затем негодующим взглядом оттолкнула руку своего трусливого жениха…
Стук в дверь рассеял его грезы. Лахнер крикнул: «Войдите!» – и приготовился встретить то новое, что ждало его в этом фантастическом положении.
В комнату вошел Фрейбергер. Он молча взял стул и подсел к изголовью кровати Лахнера.
– Ну, что у вас новенького? – спросил последний.
– Я прямо от князя, – ответил еврей. – Его сиятельство только что получил подробный доклад обо всем, происшедшем вчера на вечере графини Зонненберг. Ваше счастье сделано, потому что вами очень довольны.
– Ну, а как дело с моим отпуском?
– В настоящий момент ваш отпуск продлен на пять дней, но можно предположить, что вы никогда более не вернетесь в полк.
– Долго еще мне придется оставаться майором фон Кауницем?
– Да. Пока что вы в высшей степени необходимы.
– Что же, в одном отношении мне это очень приятно.
– Именно?
– Мне приходится драться на дуэли с одним мерзавцем, который позволил себе оскорбить вчера баронессу Витхан. А это будет возможно только в том случае, если мне не придется преждевременно сойти со сцены.
– Ах вы, забияка! И суток еще не прошло, как вы стали дворянином, а уже дуэль… Но, говоря серьезно, милейший, было бы очень неудобно дать этой дуэли состояться. Ридезель – известный бретер и фехтует как сам дьявол. Если дело дойдет до дуэли, то он убьет вас…
– Ну, это еще вопрос!
– А если он убьет вас, то создастся крайне неудобное положение. Либо надо будет разоблачить ваше настоящее имя, что придется не по душе князю Кауницу, либо похоронить под теперешним псевдонимом, с чем может не согласиться майор Кауниц.