Самозванец
Шрифт:
Каждый день у меня оставалось по одной лишней монете, коих уже накопилось девять штук на счету. Глядя на ценники в локациях для золотых мальчиков и девочек, словил лёгкое чувство обескураженности. Моих накопленных девяти монет не хватило бы даже на половину чашки кофе. Для сравнения в бронзовом секторе за десятку мне бы удалось урвать максимум треть обеда.
Не то чтобы такой анализ был необходим, но хотелось понимать, как устроена местная студенческая экономика. Прикинув разницу во всех секторах, пришёл к выводу, что цены с бронзовыми браслетами различаются примерно в десять раз, с серебряными — в шестьдесят, а с золотыми —
Принципиальная разница в цене крылась в качестве сервиса и комфорте.
Меню отличалось, но не настолько, чтобы нас кормили кашей или яичницей, а остальных какой-то экзотикой. В золотом секторе не было ни щупалец Кракена, ни ухи из русалочки, ни жареных крылышек гиппогрифа в винном соусе. Такая же еда, более ресторанная, элегантная и дорогая, но всё равно понятная и вполне «земная».
И получалось, что размеры ежедневных стипендий были призваны поделить учеников на группы, где доступ на следующий уровень при попытке что-то накопить недостижим. Значит, если хочешь тусить с бронзовыми ребятами, нужно заполучить бронзовый браслет с соответствующим пособием.
И именно этим я собирался заняться. Для начала. Заполучу бронзу, и дальше по порядку. Не знаю как, не знаю, вообще возможно ли это, но попытаюсь добиться.
На этих мыслях поймал себя выходящим к главной площади, украшенной белоснежными мраморными статуями Героев, расставленных полукругом. Некоторых уже видел на портретах с теоретического занятия по «супергероике», некоторых — на страницах учебников. Но взгляд мой приковали не они, а центральная фигура, стоявшая по центру. Это был величественный воин, указывающий куда-то вперёд и застывший в боевом кличе. Одежды развеваются незримым ветром, взгляд сосредоточен, волосы собраны назад в тугой хвост, на лице шрам через всю щеку.
Перед статуей стояла девушка и тоже пристально разглядывала Героя.
Ляся.
Та самая «золотая» брюнетка, отвечавшая на уроке и плакавшая у фонтана. Узнать её было сложно, от неуверенной и грустной дамы в беде не осталось и следа. Она стояла гордо распрямив спину, сцепила руки на груди и, задрав подбородок, с видом знатока рассматривала статую. Надо сказать, что обе они выглядели величественно, что Ляся, что воин, застывший в мраморе.
Я невольно залюбовался. Не на статую, на девушку. И если бы она тоже была мраморной, то ещё и прикоснулся бы, так хороша она была. И дотронуться хотелось не как до женщины, а как тянет прикоснуться к произведению искусства, рассмотреть поближе, ощутить холод мрамора под ладонью. Поймать застывшую в мгновении красоту.
И тут она шевельнулась, перенесла вес на другую ногу, склонила набок голову и продолжила наблюдать. А я решил перестать играть в наблюдателя и подошёл к ней, уселся на край платформы, на которую был водружён великий воин Первой Пространственной Войны.
— Привет, Ляська, — весело поздоровался я, и девушка наморщила нос от неожиданности и возмущения.
— Что? — удивилась и возмутилась она одновременно.
— Привет, говорю. Погода хорошая, солнечная.
Скривилась, не понимая, почему какой-то наглец так фамильярно с ней разговаривает.
— Мы знакомы? — наконец воспитание взяло верх, и она стёрла с аристократичного лица подобие
— Забыла, да? Тогда у фонтана, помнишь… — не успел договорить, как по глазам понял, что помнит.
Лёгкий испуг мелькнул во взгляде, но девушка быстро нашлась, ещё выше вздёрнула прямой тонкий нос и заговорила.
— Помню. Чего ты хочешь?
— Да ничего, поболтать подошёл. Заметил, как ты впилась взглядом в воина.
Она пожала плечами.
— Люблю историю. Период Первой Пространственной Войны никогда не был моим любимым, но теперь приходится изучать, раз уж мы… потомки.
— Расскажешь мне?
Она недоумённо посмотрела.
— Репетиторством не занимаюсь. И кстати, меня зовут Лясивай Сальваторе, а не то, как ты меня назвал.
— А как назвал? Ляся, что ли? — нарочно переспросил я подкалывая. Очень уж нравилось наблюдать, как она морщит нос и недовольно сверлит карими глазами. — Это ж я сокращённо, для удобства и по-дружески.
— Мне не нравится. И мы не друзья.
Я показал запястье с браслетом и спросил:
— Из-за него?
Она тут же нахмурилась, ища взглядом камеры. То ли испугалась, что рядом никого нет, а к ней пристаёт чёрный браслет, то ли не хотела прослыть у зрителей «нетерпимой» к низшему классу. В любом случае тут же смягчилась.
— Нет. Просто ты меня не знаешь, а я не знаю тебя.
— Так давай исправим! — Протянул руку и улыбнулся, в полной уверенности, что она сейчас развернётся и уйдёт. — Меня зовут Андрей. Но для краткости можешь звать Рэй.
— Очень приятно, — к моему удивлению, ответила на рукопожатие.
Ладонь была прохладной, что удивляло, ведь в такой тёплый день мало от кого может исходить прохлада. Но с её образом это вполне сочеталось. Она вся была холодна и сдержана. Полная противоположность мягкой фигуристой Руби. Та просто пылала огнём, от кончиков волос до сердца. Чуть что краснела, была теплой и импульсивной. Ляся же взвешивала и слова, и поступки. И казалось, что меня тоже взвешивает. Оценивает, прокручивает в голове, анализирует.
Тонкая как струна, изящная как лезвие катаны.
— Почему тебя именно эта статуя привлекла? — поинтересовался я, когда она присела рядом.
— Адан Мун был великим героем, объединившим всех остальных героев, спасших наш мир от вторжения монстров из других измерений. Благодаря ему все разломы и червоточины были уничтожены, и «земля вновь задышала», — завершила она свой рассказ цитатой из учебника.
— Понятно, Великий Герой, этим всё сказано.
Сначала она не возразила, но потом, видимо, решив, что диалог ей интересен, пояснила:
— Дело не только в этом. Представь себе… — она прикрыла глаза, подставляя лицо солнцу, и заворожено продолжила: — выжженное поле, усыпанное телами раненых людей, героев и монстров. Кто-то ранен, кто-то без сознания, кто-то навсегда «утратил дыхание жизни», а ты стоишь один среди них всех, и остаётся только закрыть последний разлом. Ветер развевает твои волосы, одежды промокли от крови и пота, ты весь изранен, и всё что только нужно — уронить последнюю каплю в сияющую трещину между мирами. И ты роняешь её, не зная, чем для тебя это обернётся. Возможно, ты уничтожишь оба мира, возможно, погибнешь сам, а может — закроешь, наконец, последнюю дверь в наш мир, отсекая и ужасы, которые несёт этот разлом, и перспективы узнать, есть ли где-то ещё миры, такие как наш.