Самураи

Оскар Ратти

Вторая модель применения будзюцу была некогда удалена из суровой, брутальной сферы утилитарного боя. Она практиковалась как форма социального общения, следовавшая точным нормам установленного ритуала, где движения и оружие использовались символически для выражения определенной идеи, создания настроения, поддержания традиции, устранения страхов человека, блуждающего по коридорам истории без путеводной нити. В этом, втором, смысле будзюцу стало церемонией или спектаклем, частью пышных праздничных зрелищ и национальных обычаев, таким образом впитав в себя все лучшее и благородное, что было

в его традициях, как, например, историческую память о борьбе за национальное единство, а также и то, что было менее благородным — суеверия, слепой ультранационализм и все страшные качества темной феодальной эпохи.

Например, в этом церемониальном смысле широко использовалось искусство стрельбы из лука. Искусство фехтования предоставило свою технику и оружия для анимистического танца кэмбу, или танца с мечом, который исполняется и сегодня. Искусство борьбы, представленное такой специализацией, как сумо, было (и во многом остается) частью многих религиозных церемоний, празднеств, символизируя собой национальную мощь. Искусства вооруженного и невооруженного будзюцу также демонстрировались перед высокопоставленной публикой в виде размеренной, впечатляющей последовательности формальных упражнений (ката),которые, покинув сферу реального боя, превратились в ритуальную форму этих смертоносных действий.

И, наконец, будзюцу эволюционировала в нечто большее, чем простой набор гимнастических дисциплин, по мере того как будзин все глубже погружался в теории хараи ки,которые выходили за тесные рамки утилитарного боя и такие же узкие границы индивидуальной координации для ограниченных, индивидуальных целей. Интерпретируя эти теории как средства для социального и универсального развития, некоторые мастера трансформировали будзюцу в будо и, применяя эти концепции на расширенных уровнях и для высших целей, сумели преобразовать специализации боевых искусств в методы универсальной интеграции. Таким образом, будзюцу можно также рассматривать как дисциплину, которая способствует развитию человеческой личности за счет принятия определенной философской точки зрения на смысл существования и роль человека в окружающей его действительности.

Почти все основные искусства будзюцу в то или иное время применялись в этом смысле (то есть как религиозные или философские дисциплины интеграции для развития человеческой личности). Например, практика стрельбы из лука (кюдо), выполняемая в соответствии с древними правилами харагэй,в состоянии брюшной централизации и распространения энергии, может помочь человеку заглушить беспокоящее воздействие внутренней и внешней реальности, что позволит ему достичь лучшего понимания собственного я, понять границы своих возможностей, а также дать реалистическую оценку того контроля, который он способен установить над собственными эмоциональными и интеллектуальными реакциями на окружающую реальность. Только тогда он сможет действовать в этой реальности плодотворно, вместе с другим человеком, так, что они оба начнут жить и процветать в сбалансированной гармонии жизни. Однако на этом уровне искусство стрельбы

из лука перестает быть боевым искусством, и, подобно чайной церемонии ( тя-но-ю), оно входит в области тех дисциплин внутреннего созерцания, где будзин и его боевые методы становятся лишь отдаленными воспоминаниями о примитивных сферах существования. Однако данная область, ввиду ширины и глубины ее диапазона, не может быть рассмотрена во всей своей полноте в настоящем исследовании, но мы вернемся к ней в нашей следующей книге.

Искусство меча (кэндо) и искусства невооруженных единоборств (дзюдо и айкидо) также использовались в качестве дисциплин интеграции, основанных на определенных социальных образцах общения и взаимодействия и выраженных через развитие физической, функциональной и психологической координации определенным путем. Например, в дзюдо эти образцы воплощены в концепции взаимного благополучия и процветания, в айкидо — в идее гармонии (в самом общем смысле этого слова).

Разумеется, эти три основные модели применения будзюцу — утилитарная ( вадза), формальная, или ритуальная (ката),и моральная (до) — никогда не были четко разграниченными или взаимно противоречащими. Они сливались и перекрывали друг друга, особенно последние две — ритуальная модель приобретала образовательные цели, а моральная расширялась и совмещалась с точным исполнением формальных упражнений. Боле того, обе они признавали свой долг перед первой, доминирующей моделью применения будзюцу — то есть как неистощимого источника смертоносных боевых методов.

И именно эта сложная взаимосвязь между различными моделями применения будзюцу всегда затрудняла для мастеров прошлого и их современных наследников решение дилеммы, поставленной этическим вопросом, — теми общепринятыми правилами, основанными на человеческом опыте, в соответствии с которыми человек пытался регулировать свое существование и благоустраивать жизнь.

Основная дилемма, осознанная в феодальные времена несколькими мастерами будзюцу, которые понимали, что если человек хочет выжить как разумный, цивилизованный вид, если он намерен найти созидательный, а не разрушительный выход для своих насильственных наклонностей и тех способностей, которые сделали его хозяином земли, то тогда он должен научиться надежным методам, позволяющим переадресовывать эти наклонности. Эти мастера предвосхитили озабоченность современных ученых, столкнувшихся с бесконечно более опасными и разрушительными боевыми методами, которые поняли, что если человек не может полностью подавить в себе склонность к насилию, то он должен найти способ использовать эту склонность, а не позволять ей использовать его. Если, однако, человек продолжит выражать ее так, как он это делал с момента своего появления из джунглей, то он может ввергнуть мир в состояние окончательного хаоса, где исчезнет и он сам, и все плоды его трудов.