Самурай поневоле
Шрифт:
– - Чем могу помочь...
Немножко раздраженно ответил, из-за того, что чувство уединения окончательно исчезло.
– - Мне кажется, что Вы активно избегаете моего присутствия.
Хоть я был согласен с монахом, но ответил другое:
– - Отнюдь. В последнее время дела клана легли на мои плечи. Сами понимаете, Харуна усердно готовилась к этому дню...
На самом деле, будь Харуна простой девушкой, то принятие буддизма не проходило бы столь празднично. Дело вполне могло ограничиться чтением сутры и не большой попойкой. Но так
– - Я должен признаться, что согласился участвовать во всем этом лишь после того, как получил Ваше письмо...
– - Мне лестно, право же. Но я не понимаю, чем я мог заинтересовать монаха Вашего положения.
Видя пытливые глаза монаха, я восхитился его жадностью. Он вполне мог желать включить и меня в список посвященных буддизму.
– - В последнее время Ваше имя на устах людей. Даже до нас дошли слухи, о приемнике бога Хатимана...
Я знал, что слухи становятся более красочными и более нелепыми, стоит им удалиться за дальние земли. Но услышанное весьма выходило за рамки моих ожиданий.
– - Вам ли не знать, что простой народ любит преувеличивать в своем невежестве...
Думаю, теперь я понял, зачем Генпаку явился самолично в Синано.
Слухи о Хатимане не могли не беспокоить братьев буддистов. Не то чтобы они верили, будто сам Хатиман явился в этот мир. Но положение, когда синтоизм мог легко оспорить могущество буддизма, и через влияние на массы вырвать первенство у монахов, побудило их уделить внимания на провинции Каи и Синано.
– - Вы абсолютно правы. Я не ожидал, что самурай вроде Вас сразу поймет это. Что Вы скажете, если я предложу и Вам принять буддизм. Ведь в этом случае позиция клана Такеды укрепится, -- привел свои доводы монах Генпаку.
Я же, подумав: "Не на того ты напал, Гена", сказал следующее:
– - Думаю, воины не согласятся с Вашим мнением. Их успокаивает мысль, что сам Хатиман благоволит им. А это, заметьте, играет не последнюю роль в битвах. Может, я и приму Ваше предложение. Но только лишь тогда, когда соседи не будут нам грозить войной.
Немного подумав, Генпаку ответил, не желая так легко сдаваться:
– - Прошу Вас подумать. Ведь в противном случае я боюсь, что не смогу провести ритуал и дать то, что Харуна так желает. Да и если честно, мы, монахи, порицаем отношения, не связанные брачными узами...
– - Воля ваша. Но и Вы не забудьте, что в этом случае, Вы теряете возможность построить свои храмы на наших землях. Не говоря уже о денежной помощи, которую предоставит Харуна своим братьям по вере. Мне кажется, что Вы просто угрожаете, -- добавил последнею фразу, видя, как монах начал улыбаться моим словам.
– - Должен же я был попробовать. И, между прочим, я Вас представлял совсем иначе.
– - Дайте угадаю, Вы предполагали, что встретите здесь демона?
– - Ну, не то чтобы демона. Но скорее, человека, которому чуждо слово "любовь". Приятно удивлен, что Вы дорожите Вашей госпожой...
Улыбка
– - Возможно, мне придётся возродить веру наших отцов, -- попробовал вывести из себя Генпаку.
Но тот лишь изрядно повеселился за мой счет и добавил, шутя:
– - Тогда я не имею права отказывать госпоже Харуне.
Но в этот момент мы-то с "Геной" понимали, что в каждой шутке есть лишь доля шутки...
Такеда Харуна
Зал церемонии был набитый моими вассалами.
Предполагалось, что после церемонии, меня понесут в открытом паланкине по улице города Кацурао. Чтобы люди смогли почувствовать связь между своей госпожой.
Предложение Канске было разумно. Хотя меня не прельщала мысль, что придется улыбаться и активно махать народу, словно какая-то бездушная игрушка.
Сидя в самом центре, на виду у всех, меня одолевает легкое беспокойство. Монах Генпаку, отправившись за Канске, всё не возвращался. В такие минуты я не выношу незапланированные события.
Пока минута тянется словно час, я стараюсь правильно дышать и мысленно унести себя в другое место. Но, почему-то, кроме мысли о Канске, в голову больше ничего не приходит.
Наши отношения нельзя назвать идеальными. И понимание того, что мы не можем дольше вести себя так, выводит меня из себя. Всё же положение лорда обязывает...
Я не могу отказаться от власти и жить обычной жизнью. Но и от Канске отказаться я не в силах. Сама мысль, что Канске заживет счастливой жизнью без меня бросает меня в холодный пот.
Увидев в тот раз как Нобуцуна обрабатывала раны Канске, во мне проснулись чувства, которые я прежде в себе не замечала.
Конечно, сейчас я понимаю, что во мне говорила ревность. Но если в тот момент, увидь я, как они занимаются беспутством, думаю, не смогла бы этого так легко оставить...
Открывшиеся сёдзи привлекают мое внимание.
Канске вместе с монахом Генпаку заходит в зал, где в ту же минуту все взоры направляются на них. В отличие от Канске, Генпаку не замечает столь явное внимание к своей персоне и быстро подходит ко мне...
Церемония всё же утомительна.
Генпаку начинает читать сутры и после обхаживает меня с металлической тарелкой, от которой валит белым дымом.
После мы синхронно с Генпакой читаем сутры. То ли из-за дыма, то ли из-за монотонных сутр, у меня разбаливается голова.
Наконец, мы доходим до той части, где официальная церемония подходит к концу. Дело остается за малым - Генпаку, как представитель буддистского мира, должен дать мне новое имя.
На самом деле, я не горю желанием менять свое имя. Ведь мое имя мне нравится. К тому же, наши имена с Канске соединяют нас. Как-никак, это ведь из-за меня Канске получил имя Харуюки. Я сама приписала иероглиф "Хару" для Канске, отдав часть своего имени.
Генпаку не может не знать, как я дорожу своим именем.