Самурай. Трилогия

Оловянная Ирина

Как бы мне все-таки проникнуть в мою лабораторию? Точно в древности, соорудить таран и пробить дверь? Хм, громко. На такой грохот все сбегутся. Как еще брали крепости? Засылали туда нескольких своих солдат, чтобы они открыли ворота изнутри. Окно тоже неплохо заделано — там подвальная решетка, но Парень проберется.

Мыш и в самом деле пролез. Его глазами я внимательно осмотрел дверь изнутри: нет, так ничего не получится. Крепко заварили. Странно, кстати. Не так уж часто я крушил здешние замки. Проф не должен был догадаться, что я умею их вскрывать.

Что же делать? Соорудить

в парке укрытие и перетащить туда все? Хм, Мышу понадобится несколько лет на такую работу. А укрытие обязательно обнаружит садовник: слишком уж он обожает свой парк.

Так я ничего и не придумал, поэтому за оставшиеся до отъезда дни ничего интересного не произошло. Если не считать письма от синьора Арциньяно: «Энрик, спасибо! Весь мой отдел смеется уже второй день. Десять сестерциев прилагаю».

Вечером накануне отъезда проф задал мне прозаический вопрос:

— А вещи у тебя собраны?

— Сейчас соберу. — Никогда в жизни я никуда не ездил и не догадался.

Кинул в сумку шорты, футболки, плавки, ласты и маску — акваланг предоставят на месте. Карманный считыватель и компакт-диски с греческой и римской историей, продвинутыми курсами компьютерной безопасности и «Основами математического анализа». Кажется, все. Если мне понадобится гидрокостюм — смогу ли я его купить? Проверяю почту и счет. Ха, моя ловушка оказалась прибыльным предприятием. Электронные чеки больше чем на четыреста сестерциев и два десятка писем с угрозами. Угрожайте, угрожайте — вычислить меня по почтовому ящику невозможно. А на гидрокостюм набралось.

Перед отъездом я зашел попрощаться с Мышем. Мы с ним решили попытаться контачить издалека. А скучать Парень не будет: распускает свой колючий хвост перед невестой и намеревается обзавестись целым выводком мышат.

* * *

К Липари мы летели на боевом катере. Легкий глайдер могут позволить себе только зажиточные фермеры; никто не будет тратить на них ракету.

Море нельзя описать и бесполезно рассматривать — надо, чтобы оно обняло тебя со всех сторон. Жаль, что нельзя купаться ночью: охрана включает все прожектора и сканеры и очень нервно реагирует на поздних пловцов.

Утром проф заметил, что я могу познакомиться со своими сверстниками, которых тут немало, и что на курорте по вечерам проводят тренировки по кемпо специально для детей и подростков. Это интересно, спарринговать с охранниками мне надоело: все они гораздо тяжелее, сильнее и опытнее меня. Правда, мои ровесники тоже будут опытнее меня: в клане Кальтаниссетта принято всех мальчиков учить кемпо лет с шести, а я начал в девять. Ладно, прорвемся.

Устоять перед искушением научиться виндсерфингу невозможно. Я и не пытался. Промучившись, сколько полагается новичку, я наконец совладал с парусом и до обеда успел трижды обойти всю бухту.

После обеда проф решительно пресек мои поползновения продолжить катания:

— У тебя уже руки дрожат, ты ухнешь в воду где-нибудь далеко от берега, и тебя придется спасать.

Я признал эти доводы убедительными и отправился прыгать с вышки — не той, что в бассейне, а той,

что в море. Там я познакомился с несколькими ребятами и вместе с ними пошел на тренировку. Чемпионом я бы не стал, но выглядел неплохо: я гораздо быстрее думаю и двигаюсь (спасибо Контакту).

Вечером я узнал, что на глубине еще не осела муть от последнего шторма, поэтому плавание с аквалангом лучше отложить. Не страшно, виндсерфинг мне пока не надоел.

Связаться с Мышем получилось, хотя это оказалось очень тяжело для нас обоих.

Глава 8

Утром я первым прибежал на пляж, чтобы захватить особо приглянувшийся мне парус. Когда остальные виндсерферы только начали разбирать свои доски, я уже маячил у выхода из бухты. Жаль, что остров слишком большой: за один день его вокруг не обойдешь.

Внезапно что-то ударило в дно моей доски, и я полетел в воду.

Очнулся я на мягкой, но очень узкой постели, в незнакомой комнате со скошенным потолком и без окон. Где-то неподалеку приглушенно гудел какой-то двигатель. Первым делом я попробовал связаться с Мышем. Тишина: вокруг очень уж много металла. Множественное эхо моего сигнала обрушилось на мою голову, как кучка камешков.

Космический корабль? Большой воздушный катер? Первое я отверг: там двигатели совершенно бесшумные, и помещения бывают побольше. Логичнее предположить, что это подводная лодка. Но это значит, что меня похитили. Спокойно! Последние полтора года я мог умереть каждый день и знал об этом, пора бы привыкнуть.

Зачем и кому понадобилось меня красть? Ответим на первый вопрос: или ради получения выкупа, или потому, что кто-то узнал тайну Контакта. Во втором случае мои дела плохи. Меня будут допрашивать, не очень стесняясь в средствах. Есть специальные препараты. Правда, я могу попробовать загодя связаться с Мышем и передать ему управление мной. Это если допрашивать будут не в лодке. Тогда черта с два вы меня расколете!

Если же меня украли ради получения выкупа, то мне ничто не угрожает. Техника обмена отработана столетиями. Противно, конечно, выступать в роли свертка, но это можно пережить. Хотя непонятно, почему украли именно меня. Я не «наследный принц» корпорации Кальтаниссетта. Весь мир знает, что это синьор Мигель. Хотя если меня считают сыном профессора, то я тоже представляю кое-какую ценность. Отсутствие фамильного сходства в глаза не бросается, в отличие от наличия. Или еще смешнее: похитили первого же мальчишку, который вышел на виндсерфе к выходу из бухты. Дети бедняков на Липари не отдыхают. Это, кстати, наиболее вероятное объяснение.

Кто меня похитил, пока узнать не удастся, но это не важно.

Последний вопрос: как себя вести? Высокопоставленный щенок из семьи Кальтаниссетта, одной из шести самых могущественных. Боится, конечно, но марку держит. Сноб, презирающий всех, кто ниже его. Изобразить это будет несложно. Я именно такой и есть. Ну почти.

Прошел еще час, прежде чем открылась дверь, и в комнату (каюту?) вошел настоящий шкаф. Плечи у него — метр. И рост больше двух. Голова как-то не смотрелась на этом сооружении. Я не стал изображать обморок и поднялся ему навстречу.