Самурай. Трилогия
Шрифт:
– Ага. Не бином Ньютона, – заметил Гвидо.
– А что сложного в биноме Ньютона? – удивился я.
– Это так говорится.
– А-а-а… Ясно.
Последний прогон оказался еще успешнее предыдущего. Я бы уже прыгал от радости, если бы не всякие «неизбежные на море случайности». Пробежав со своими партнерами четыре сотни трасс и проведя с ними не один десяток тайных операций, я прекрасно это знаю.
– Цирк! – ухмыльнулся сержант, возвращая мне наладонник. – Удачи, ребята!
Бовес ушел, скоро кончается тренировка, а за малышней,
– Ну хорошо, – резюмировал я, после того как мы обсудили результаты, последний раз согласовали, кто кого когда обгоняет или, наоборот, не обгоняет. – Будем надеяться на лучшее. Тони! Ни звука, никому! Даже не улыбайся затаенно, понял?
– Понял, – покивал Тони.
– Всё, пошли купаться. И не конфликтовать сегодня ни с кем.
– Это ты себе скажи, – заметил Алекс.
– Угу, ладно, но сегодня все будут мирные. Я надеюсь.
Минут за пятнадцать до отбоя очень серьезный Лео разогнал поклонников своего вокального дарования, а нас отправил в палатку.
– Раздевайтесь, – скомандовал он, роясь в рюкзаке.
– Ага, – согласился я и достал из своей аптечки неизменный «яд горыныча». Такой же баллончик искал Лео.
– У-у-у, – Тони даже всхлипнул.
– Зато я не буду тебя шлепать, – утешил я его.
Бедный ребенок, он вчера хорошо приложился об скалу, весь в синяках, и они еще, конечно, не прошли. И вчера его уже поливали этим полезным, но ужасно жгучим средством. «Только для настоящих мужчин», – значится на баллончике, и это не совсем шутка. С другой стороны, это Тони виноват, что нам так сильно надо выиграть, так что потерпит. И я потерплю; синяки, полученные во время моего «морского» приключения, уже почти сошли, тоже под воздействием «яда горыныча», а вот следы от дронеровского боккэна на спине и позавчерашние царапины на ногах…
– Ты бы меня и так не шлепнул! – решительно заявил Тони, немного подумав.
– Твой братишка совсем меня не боится, – печально сообщил я Алексу.
– Это поправимо, – зловещим тоном заметил Алекс, – поводи его по зверь-траве.
Тони, кажется, поверил и заморгал, чтобы не заплакать. Я взъерошил ему волосы на голове: не воспринимай нас слишком всерьез.
В это время Лео закончил обрабатывать немногочисленные синяки Гвидо и Роберто и взялся за мою спину, не предупредив меня предварительно.
– А-у-у, предупреждать надо, – сдавленно взвыл я.
– Это тебе так и надо. Нечего ребенка пугать!
* * *
Утром мы были готовы к бою. В груди у меня дрожала туго натянутая струна: скорее бы все началось!
Я последним подошел регистрировать свою команду: шест я заявлю так, чтобы никто не смог этого повторить. Я скосил глаза на экран ловеревского ноутбука: да, всё читается, заявки не считаются тайной. И шест никто, кроме меня, не взял. Начальник лагеря был удивлен, даже очень. Стоявший рядом Бовес
– Удачи, Энрик! – сказал он мне. Ловере воззрился на него:
– Что это они задумали? – спросил он у сержанта.
– Прошу прощения, синьор капитан, я обещал молчать, – ответил Бовес.
Ловере недовольно покачал головой. Ждет от меня какого-нибудь подвоха? Зря. Играю я всегда честно.
Шары с номерами полос, которые всем предстоит сегодня пройти, вытаскивал Тони, как самый молодой участник соревнований. Вторая, седьмая (черт побери!), пятая и девятая. Не-е, Тони тоже плохо тянет жребий. Но, кажется, все следующие жребии никакого значения не имеют: какая разница, на каком по счету стенде стрелять?
Через минуту на большом голоэкране, спроецированном напротив маленьких трибун, появилось расписание для каждой команды. Седьмую полосу мы проходим последней. Не лучший вариант.
На второй и пятой полосах мы побили рекорды лагеря, один держался пять лет, а другой – семь, о чем всем зрителям и болельщикам немедленно сообщил ужасно ехидный комментатор лейтенант Дронеро:
– Оказывается, для того чтобы побить рекорд, надо бегать помедленнее и таскать с собой разные неудобные вещи.
Вот я его сегодня боккэном! Он же мне дал за то, что вынужден был ловить меня ночью. А потом скажу, что ускорился рефлекторно, хотя он и так не спросит: такие вещи надо терпеть не жалуясь.
Но как мы устали! Не сколько от физических усилий, сколько от напряжения: нельзя ничего перепутать, а до автоматизма доводить было некогда.
В коротком перерыве Алекс просто рухнул на траву и лежал без движения, пока нас не вызвали на следующую полосу.
– Тебя отнести? – спросил я серьезно.
– Угу. И носить до конца, – ответил он, поднимаясь.
– Я тебя на пьедестал занесу, если выиграем, – обещал я. – Давай, половину работы мы уже сделали.
На девятой полосе мы рекордов не побили, но прошли ее на пять секунд быстрее, чем основные соперники.
Последнее усилие. Как мне нравится участвовать в соревнованиях, прямо как в бою: страшно, весело, в следующую секунду можно всё потерять или всё приобрести. Я с трудом успокоил быстро колотящееся сердце.
На старт. Внимание. Марш.
Проклятая седьмая полоса. Самое сложное место мы прошли без сучка без задоринки. А потом…
Перепрыгивая с шестом через широкий ров, Тони толкнулся чуть слабее, чем нужно, и шест встал вертикально на топком дне, а Тони, естественно, повис на нем наверху и начал медленно клониться в нужную сторону. Гомерический хохот зрителей сотряс окрестности. Сдержанность и меткость Лео оказалась выше всех похвал: перепрыгивая последним, он в полете ногой толкнул шест, и Тони упал в мои подставленные руки. Алекс чуть не забыл, что ему нужно делать, так ему было смешно, и Лео треснул его по заднице: бери шест – и вперед. Алекс хохотал на бегу, я тоже веселился, подхватывая Тони и Гвидо на следующей стенке.