Самвэл
Шрифт:
Смуглое лицо Шапуха помрачнело от сознания, что всего этого, столь схожего, столь созвучного персидскому культу, не существует, все давно уничтожено, и теперь на месте храма огня возвышается величественный оплот христианства.
— Кто разрушил капище? — спросил он.
— Армянский первосвященник Григорий, которого по недомыслию называют Просветителем, — ответил Меружан.
— Это тот, который оторвал армян от света маздеизма и вверг во мрак христианских заблуждений?
— Он самый, о повелитель. Это совершилось тогда, когда он в этой самой реке, что течет перед нами, крестил армянского царя Трдата и всех его приближенных. Армяне до сих пор верят, что во время крещения с небес опустился огненный столп, увенчанный огненным крестом, и сиял над рекою все время, пока длился обряд.
При последних словах Меружана что-то
— Монастырь надлежит уничтожить, — сказал он. — Как и прежде, в храме должно возгореться священное пламя Ормузда.
— Воля царя царей уже исполнена! — произнес Меружан с особой гордостью. — Вместо монастыря там теперь капище, и в нем горит священный огонь. Вчера я велел привести пленных И приказал им поклониться огню. Некоторые согласились, но многие упорно отказываются. И мы ждем высочайшего повеления паря царей, как поступить с заблудшими.
— Покарать всех, чтобы другим неповадно было! — сказал персидский царь, и его большие глаза зажглись неумолимым гневом. — Всюду — от востока до запада — должна царить вера Ормузда, и каждого, кто противится этому, ждет жестокая кара.
— Отдан приказ и об этом, о повелитель. Сейчас начнутся казни.
На горном плато вдоль берега реки нетерпеливо переминались с ноги на ногу специально обученные слоны. Вожаки животных все подстегивали и подстегивали их возбуждение, и разъяренные гиганты издавали ужасающие трубные звуки. В другом конце большой площади стояли пленники, которые отказались поклоняться огню. В молчаливой скорби ждали несчастные мученики своих роковых смертных минут. Но в их скорби видно было величавое духовное умиротворение.
Священной долине Евфрата словно самою судьбою было предназначено стать постоянной ареной мученичества. Здесь трагически погибли род Воскянов и род Сукиасянов. Здесь же, подобно Моисею в пещерах горы Набав, исчез в темных пещерах горы Нпат Моисей Армении, Григорий Просветитель. С незапамятных времен эта долина была кровавой ареной борьбы религий. Начиная с крови, пролитой верховным жрецом Мажаном, и до казней, совершаемых Шапухом, она то и дело оказывалась обагренной кровью праведников.
Персы затрубили в трубы и забили в барабаны. От этих звуков слоны пришли в еще большее неистовство и начали приплясывать на месте, охваченные сатанинской радостью. Тем временем палачи в красной одежде группами подводили пленников — взрослых и детей — и ставили перед слонами. Сначала вперед вывели детей. Свирепые животные начали играть со своими жертвами, словно кошка с мышью, которую вынули из мышеловки и бросили перед нею. Своими страшными хоботами они хватали несчастных и, словно мячики, подбрасывали их в воздух. Дети падали с душераздирающими криками, слоны снова подхватывали свои жертвы и, раскрутив в воздухе, ударяли оземь. Эта адская игра продолжалась до тех пор, пока жертвы не испускали дух. Потом слоны топтали их, дробя кости, и расплющенные в лепешку тела снова хватали хоботами и швыряли в реку, словно клочья ваты, Евфрат постепенно наполнялся трупами, и его прозрачные воды окрасились в цвет крови. Так были растоптаны тысячи людей.
Все это Шапух видел из своего шатра. Видели это и Меружан Арцруни и Ваган Мамиконян, бывшие с ним. Они радовались даже больше, чем слоны...
— И куда же теперь попадут казненные? В ад или в армянский рай? — мрачно усмехнулся царь царей.
— Сами они уверены, что в рай, — ответил Меружан, тоже с улыбкой.
— Это дурачье принимает смерть за веру с особой радостью и предпочитает всякой другой, — вмешался Ваган Мамиконян.
— Ну, наши слоны не устанут казнить таких людей, — сказал царь царей. — Нашим богам угодна такая кровь. Клянусь светлыми ликами моих предков, клянусь священным именем Ормузда — я буду карать всех без различии пола, возраста и звания, и всякий, будь то вельможа или простолюдин, будет жестоко казнен, если не подчинится моей воле, ибо это воля всемогущих богов.
Так вещал царь царей, и его громовой голос разносился над всем персидским станом.
Тем временем чуть поодаль от места зверской расправы готовилось другое варварское злодеяние. На ровную площадку спешно волокли какие-то передвижные приспособления, которые имели вид повозок на колесах. На каждой из них торчал длинный железный кол. Издали это скопление повозок с кольями напоминало флотилию лодок, которые стоят на якоре у пристани, так что отсюда
Среди армянских пленных, было немало знатных женщин и девушек. Это были жены и дочери тех нахараров, которые, узнав о приближении полчищ Шапуха и не желая сдаваться в плен, покинули свои замки и бежали, кто куда может. Этих знатных женщин держали в особых палатках, недалеко от царского шатра. Теперь царские евнухи вошли туда, раздели их всех донага, вывели в таком виде из палаток и выстроили рядами на площади, вокруг повозок.
Это была невероятная гнусность: ее могло изобрести лишь персидское бесстыдство, для которого нет ничего святого. Персидская наглая непристойность превзошла даже персидскую жестокость. Стыдливые, воспитанные в скромности женщины и юные девушки стояли совершенно нагие и почитали завидною участь тех, кто погибал, растоптанный слонами и, по крайней мере находил быстрое избавление от изуверства Шапуха. Многие не в силах были держатся на ногах и без чувств падали на землю. Евнухи снова поднимали их. Другие словно безумные рвали на себе волосы, царапали лица, били себя в грудь, горестно рыдали и стенали. Тогда плеть евнуха опускалась на их голое тело, оставляя длинные красные полосы, и они замолкали.
Это было мерзкое поношение, тяжкое надругательство, которым Шапух хотел наказать армянскую знать, выставив их жен и дочерей нагими перед своей армией.
Густая толпа персов обступила женщин и рассматривала их. Появился маг магов — верховный жрец — в окружении жрецов в белой одежде. Воцарилась тишина. Он вышел вперед и обратился к армянским женщинам.
— В этот позор ввергло вас упрямство ваших мужей — вы искупаете ныне их грехи. Но велик царь царей, и безмерна его милость. Он дарует вам прощение, и вы снова будете окружены почестями и славою, как только исполните его высочайшее повеление. Как солнце шлет животворный свет и тепло всему сущему на земле, так и вся земля должна с благодарностью склониться перед ним. Солнце — источник света и жизни, от него исходит все добро на свете. Без него нет жизни, нет счастья; без него царит беспросветная тьма Аримана. Светозарное подобие солнца на земле — священный огонь Ормузда. Поклонитесь ему — и вам будет даровано спасение. От вас, от знати, мы требуем этого еще и потому, что вашему примеру последует простой народ. Если же вы, как и ваши мужья, будете упорствовать в своих заблуждениях, вас ждут ужасные орудия казни, — он указал на повозки с кольями. — Исполните же волю царя царей, чье могущество велико, а милосердие безгранично.
— Пусть сгинут и могущество его, и милосердие, и сам он вместе с ними! — в один голос вскричали женщины. — Вечное проклятие да будет его уделом! Мы предпочитаем навсегда остаться в плену и претерпеть любые муки, нежели выполнить его злую волю и его недостойный приказ.
— Во второй и третий раз говорю вам, — воскликнул верховный жрец, — пожалейте себя и пожалейте своих детей. Ваши дети на глазах у вас будут растоптаны слонами, а вы все будете посажены на кол и умрете в жестоких муках.
— Ничто не в силах поколебать нас в нашей вере! Ничто не в силах испугать нас. Пусть свершится бесчеловечная воля бесчеловечного тирана. Мы готовы.
Видя, что женщины непреклонны, верховный жрец повернулся к палачам:
— Приступайте!
Словно бешеные волки, кинулись те на мучениц, хватали их и ставили на настилы повозок. Орудия казни были сделаны с большим мастерством, и тем больший ужас они вызывали. В них персидская жестокость представала во всем своем варварском бесчеловечии. Железный кол, который торчал из середины настила, словно мачта из палубы, был снабжен, как и мачта, системою канатов. Несчастных пленниц обвязывали веревками, подтягивали вверх на канате и мгновенно насаживали на заостренный конец железного стержня, как на вертел. Не прошло и четверти часа, как вся обширная площадь забелела нагими телами, насаженными на колья высоко в воздухе. Но сильнее страха смерти было присутствие духа, с которым мученицы бестрепетно приближались к ужасному орудию казни. Поднимаясь на повозку, они считали ее первой ступенью, ведущей к вечному блаженству. Мужество женщин сокрушило высокомерие надменного царя, который наблюдал из своего шатра их муки, слышал предсмертные стенания и в дьявольской злобе бесновался и клокотал от гнева, видя, что даже его беспримерное изуверство бессильно и не дает результатов.