Самые близкие

Доронина Слава

Алина моргает глазами, будто соглашаясь. Словно обещает: «Выживу, мам. Обязательно выживу».

При этом так больно внутри, что аж страшно! Но нужно держаться.

— Как часто можно приходить? — спрашиваю у медсестры, когда она снова появляется рядом со мной.

— В мою смену ограничений нет. Но заведующая против мамочек, которые ревут возле своих малышей.

— Я ведь не реву.

Сама поражаюсь своему спокойствию, хотя внутри рвет на ошметки и я опять на грани истерики. Но как она поможет поставить дочь на ноги? Никак.

— И правильно.

Не надо плакать. Отделение у нас замечательное. И не таких выхаживали, — кивает медсестра на наши с Алиной руки.

Делаю судорожный вдох. Желание достать Алину из кувеза и прижать к себе настолько сильно, что я ощущаю ломоту в мышцах.

Стояла бы так вечность, но медсестра говорит, что сейчас важно поддерживать условия, будто ребенок находится в животе. Накрывает кувез пеленкой, проверяет показатели и предлагает прийти завтра, подталкивая меня к выходу из палаты.

Уходить я не хочу. Да и не могу. Стою за стеклянной перегородкой и смотрю на кувез, в котором лежит дочь. Бусинку не видно, но это и не нужно. Я ее чувствую! И никогда не забуду ее глаза. Как она впервые на меня посмотрела своим умным, без слов говорящим взглядом.

— Яна, — раздается позади мамин голос, — вот ты где. Тебя медсестра потеряла. Пора делать укол. А еще я привезла молокоостос. Попробуем сохранить твое грудное молоко. Бусинке теперь оно очень необходимо.

Мама с нежностью смотрит на кувез, от которого и я не могу отвести взгляд. Интересно, какие испытывает чувства? Обязательно как-нибудь спрошу.

— Как дед? Как бабуля?

— Дед вчера пришел в себя. Пообщался с бабушкой, и его снова ввели в медикаментозную кому, набираться сил. Кризис миновал, но возраст дает о себе знать. Восстанавливаться наш дедушка будет долго. Но даст бог, за пару-тройку месяцев придет в норму. И не только он. Я лишь опасаюсь, что, когда ты придешь к нему с Бусинкой на руках и скажешь: «Знакомься, дедуль, это твоя правнучка, наша с Андреем дочь», — он может опять загреметь в больницу. А следом за ним и бабушка.

— Вы ей не сказали, что я родила?

— Пока нет. Но скоро расскажем. Ильмиру я, кстати, проводила, она улетела. Хотела узнать у меня, что ты решила с обучением.

— Никакого обучения, — категорично заявляю я. — Все дела и работу ставлю на паузу. Сейчас для меня главное — дочь.

Мама ободряюще кивает.

— И насчет Андрея. Я дозвонилась. Вышла на него через Оскара. Только не уверена, что поступила правильно. Оказывается, у Ковалёва и впрямь серьезные проблемы с законом. И могут стать еще серьезнее, потому что он собирается прилететь...

Внутри все сжимается от боли.

— Когда? — Пытаюсь говорить ровным тоном, но голос безбожно дрожит.

— Завтра. Я пообещала его встретить и привезти к вам с дочерью.

Сердце стучит в груди как сумасшедшее.

— Могла бы пожалеть мою психику и не сообщать об этом в ночь…

— Лучше заранее предупредить, чем завтра ты бы столкнулась с Андреем лицом к лицу.

— А папа? Ты ему что-нибудь сказала про нас?..

— Нет, — качает

головой мама. — Да и вряд ли отважусь. Полагаю, Андрей сам это сделает, как немного придет в себя. Раз хватило решимости поговорить со мной, значит, и для Эрика найдутся подходящие слова. И вообще, Яна, самое страшное уже случилось и, надеюсь, позади.

Сейчас вся семья переживает за Бусинку. Ждет, что она выкарабкается и благополучно перенесет операцию.

Никогда бы не подумала, что так сложно быть матерью. И одновременно прекрасно. Смотреть в лицо дочери, чувствовать ее тепло и знать, что теперь она навсегда в моей жизни и моем сердце. Независимо ни от каких обстоятельств.

— Я тоже на это надеюсь.

Поворачиваюсь к маме, обнимаю ее и даю волю слезам, обещая себе, что завтра, при Андрее, не буду разводить сырость. Хотя пока я не представляю, как посмотрю ему в глаза после всего, что наговорила накануне смерти его ребенка.

16 глава

Несколько месяцев назад я многое бы отдала за этот день и приезд Андрея. А сейчас внутри страх. Удивительно, как резко все может измениться в жизни за такой короткий срок.

Перед тем как пойти к Бусинке, достаю косметичку. Я такая бледная. Щеки впалые, губы сухие, кожа шелушится от недостатка влаги, руки дрожат от слабости, если долго стою на ногах. После родов кажусь себе самой настоящей развалиной. С трудом голову вчера помыла, и то не без помощи: пришлось просить медсестру подстраховать. Потом отходняки ловила такие, будто всю ночь в клубе веселилась. От резких движений до сих пор бывают приступы головокружения. Врач говорит, что это пройдет, еще пара живительных капельниц, и я буду огурчиком. Но пока в такое с трудом верится.

Наношу румяна, расчесываюсь и одеваюсь в свой любимый комплект, который мама привезла вчера из дома. Прекрасно понимаю, для кого прихорашиваюсь, но мой внешний вид все равно оставляет желать лучшего. Болезненный и замученный. Не хочу, чтобы Ковалёв видел меня такой. Не знаю, что за упрямство. Не исключено, что Андрей выглядит сейчас ничуть не лучше.

К Бусинке я сегодня иду без сопровождения и радуюсь возможности увидеть ее еще раз. Пока поднимаюсь в лифте, пишу маме сообщение:

«У нас будут проблемы, когда папа узнает, что от него скрыли, кто отец Бусинки».

Это я про приезд Ковалёва и события, которые за этим последуют. Безумно переживаю из-за реакции отца, ведь у него слабое сердце. Как папа отнесется к новости?

«Я уже в аэропорту, Яна. Жду рейс Андрея», — игнорирует мама мои слова.

Пульс тотчас же ускоряется, ладони становятся влажными. Я убираю телефон в карман платья.

Встреча с Бусинкой гасит все переживания на корню. Смотрела бы на дочь бесконечно! А еще я поймала себя на мысли, что белой завистью завидую мамам, которые благополучно родили своих детей здоровыми и крепкими, услышали первый крик, прижали их к себе и больше не расставались. В жизни бы не подумала, что такие простые вещи могут вознести от счастья до небес.