Самые интересные факты, люди и казусы современной истории, отобранные знатоками
Шрифт:
Пушкин стал очень внимательно следить за развитием естественнонаучной мысли своего времени. А это и открытие Эрстедом явлений электромагнетизма, и изыскания Фарадея по электромагнитной индукции, заложившие базу для развития первых электрических машин. А уже в ноябре 1833 года академик Ленц в докладе петербургской Академии наук сообщил о своём открытии «принципа обратимости процессов электромагнитного вращения и электромагнитной индукции», и всего год спустя Якоби обнародовал изобретение электродвигателя.
Особо следует упомянуть Павла Львовича Шиллинга, чей электромагнитный телеграф в тот же период уже показывался
В последнее десятилетие своей жизни Пушкин принимал активное участие в журнальной и просветительской деятельности. На страницах «Современника» являл — и как автор, и как редактор — живой и деятельный интерес к развитию науки и техники.
Первым делом Пушкин печатает статью Петра Борисовича Козловского «Разбор Парижского математического ежегодника». Когда работа проходит высочайшую цензуру, восклицает: «Ура! Наша взяла!»
Автор, между прочим, князь, эрудит, путешественник. Вяземский так описывает этот характер: «Поэт чувством и воображением, дипломат по склонности и обычаю, жадный собиратель кабинетных тайн до сплетней включительно, был он вместе с тем страстен к наукам естественным, точным и особенно математическим, которые составляли значительный капитал его познания и были до конца любимым предметом его учёных занятий и глубоких исследований… В нём было что-то от Даламберта, Гумбольдта…» В третьем номере «Современника» Пушкин печатает новую статью Козловского о теории вероятностей.
Как пишет уже упомянутый Генрих Волков, «до встречи с Пушкиным Козловский, который был уже пожилым человеком, не напечатал ни строчки, оставаясь только салонным импровизатором. Пушкин знакомится с ним, слышит его ясную, умную речь и уговаривает написать статью — прямо-таки зажёг ленивого князя желанием немедленно взяться за работу.
Пушкин считал святой обязанностью литературного журнала рассказывать, что происходит в мире наук естественных, рассказывать живо, увлекательно, но и профессионально, не профанируя тему, не облегчая её».
Выполняя фактически предсмертную просьбу поэта, которую тот передал в ночь перед дуэлью, Пётр Борисович Козловский скрупулёзно трудится над новой статьей, в этот раз по теории пара. «Она стоила мне больших трудов, — признаётся автор Петру Андреевичу Вяземскому, — потребовала чтения множества книг по физике, химии и механике. Нужно немало мастерства, чтобы сжато изложить суть вещей на три или четыре печатных листа. Всякий, кто её прочтет, узнает всё, что знают в этой области в Англии и во Франции, все „как“ и „почему“. Поручаю вам, дорогой князь, позаботиться о ней в таком труде, как этот, где приведено в сцепление столько идей, даже малейшая опечатка может сделать непонятным всё целое».
Статья «Краткое начертание теории паровых машин» была опубликована уже после смерти Пушкина в седьмом номере «Современника». Вот так лирик постигал физику. Воистину гений не может быть однобоким!
Уже затем учить надо…
Жалобы на учебную перегрузку не утихают с момента возникновения школы. По крайней мере — школы как заведения, куда надлежит ходить регулярно,
Слово «школа» происходит от греческого «схолэ», означающего «досуг». Скажем, диалоги Сократа то и дело начинаются фразами вроде: «Если у тебя сейчас есть досуг, давай обсудим…» И состоятельные — а потому досужие — греки с удовольствием развлекались тонкими рассуждениями бедного мудреца…
В русском языке слово «схолэ» обрело в начале звук «ш» вместо «с». Ведь к нам оно пришло через немецкий и польский языки, а те изобилуют шипящими. Пришло вместе с самой технологией принудительного обучения, которая сложилась к тому времени в неоспоримый канон.
У него есть свои достоинства. Постоянное обучение по разумно спланированной программе даёт не просто полезные знания и умения. Куда важнее единое, цельное представление об основных принципах устройства природы и общества.
Когда стройная картина мира установлена, неизбежные пробелы в конкретных вопросах можно восполнять и без специальной учёбы. Не зря Клод Гельвеций, один из авторов первой — французской — Энциклопедии, сказал: «Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов».
Но до тех пор, пока учащийся не постиг картину мира, фрагменты её, передаваемые разными уроками, выглядят не кусочками гармоничной изящной мозаики, а клочками несметного числа абстрактных картинок.
Более того, даже сами преподаватели ныне, как правило, далеки от сократовского всеобъемлющего кругозора. Это не вина их, а беда: за прошедшие с тех пор два с половиной тысячелетия человечество накопило куда больше познаний, чем может вместить в свою память — даже с учётом совета Гельвеция — средний учитель. Но ученикам от этого не легче. Им теперь просто неоткуда черпать именно то представление о цельности мира, ради которого и создавалась когда-то регулярная школа.
Естественно, школьник, не видящий конечной цели своих мытарств, заботится не столько об успешном продвижении по пути, намеченному авторами учебной программы, сколько о сокращении этого пути.
Причём эта близорукая тактика находит множество взрослых сторонников. Гармония картины не очевидна дилетантам — значит, неизбежны споры, как в памятной басне Сергея Михалкова о слоне-живописце: чего-то на полотне не хватает, а что-то не худо бы и поубавить. Что-то по жизни пригодится, а что-то совершенно не нужно…
В математическое искусство, увы, вмешивается и экономика. Картина в умах школьников рисуется не простыми красками. Многотысячные ежегодные выпуски преподавателей, специализирующихся на каяедом конкретном предмете, — это ещё и несметные расходы на их зарплату, да и на зарплату их вузовских наставников. Многомиллионные тиражи учебников — тоже более чем удобный повод для доступа к денежным потокам.
Понятно, каждый ценитель конкретного предмета будет рьяно отстаивать необходимость самого скорого и полного доведения его до учеников. А поскольку ни учебное время, ни бюджет сферы образования в обозримом будущем не разрастутся до бесконечности, защита каяедого предмета требует нападения на все остальные. Предметники неистощимо изобретательны в поисках недостатков у конкурирующих учебных дисциплин. И все найденные недостатки постепенно складываются в общее представление о необязательности любой дисциплины — да и школы вообще.