Самые знаменитые ученые России
Шрифт:
Занимаясь кометами, Бредихин пришел к убеждению, что принятые в то время термины – голова и хвост – совершенно неправомерны даже с физиологической точки зрения. Подобные термины, по его выражению, он относил к «кухонной латыни».
Чувствуя необходимость в квалифицированной помощи, Бредихин обратился к профессору римской словесности Московского университета Г. А. Иванову. Исследовав термин «хвост кометы», казавшийся Бредихину особенно неудачным, Иванов действительно установил, что такой термин никогда прежде не встречался у древних авторов. Вместо него в древности употреблялись слова coma – волосы, и barba – борода, гораздо
Впрочем, попытка заменить термин «хвост» термином «кома» Бредихину не удалась. Астрономы не пошли на такое нововведение и предпочли пользоваться привычным понятием.
По уставу Пулковской обсерватории в обязанность директора вменялось поддерживать живую связь с русскими и иностранными обсерваториями.
В течение 1892 года Бредихин побывал во всех русских обсерваториях, а затем в обсерваториях Берлина, Потсдама, Парижа, Медоны, Гринвича. В результате этих поездок к работе на инструментах обсерватории стали допускать сверхштатных астрономов. Среди них, кстати, были многие ученики Бредихина – А. П. Соколов, А. А. Белопольский, С. К. Костинский, А. А. Иванов.
«…Имея широкий научный взгляд, – писал Костинский, – Федор Александрович ясно сознавал, что все наши теории, основанные на наблюдениях, должны беспрерывно поверяться подобными же наблюдениями, что, занимаясь теоретическими выкладками по астрономии, мы должны безустанно направлять свой взор к небу (и в переносном, и в прямом смысле) и что только гармоничное сочетание практики с теорией способно вести нас по правильному пути эволюции нашей науки, как это ясно показывает вся ее история. Федор Александрович часто говорил, что „нельзя сводить всю астрономию к одним вычислениям или к переворачиванию старых формул на новый лад“ и что „тот не астроном, кто не умеет сам наблюдать“, потому что такой человек не мог бы даже отнестись критически к тому материалу, который кладется им в основание своих вычислений и теоретических соображений. А где нет строгой и беспристрастной критики, нет и науки!»
В Пулково Бредихин продолжил исследования комет и метеорных потоков, начатые еще в Московской обсерватории. Многочисленные фотографические наблюдения принесли богатый материал, подтвердивший выдвинутую им теорию кометных форм. Однако в 1895 году, чувствуя накопившуюся усталость, Бредихин подал прошение об освобождении от должности директора Пулковской обсерватории.
К этому времени он был членом многих отечественных и зарубежных научных обществ и учреждений.
В 1877 году его избрали членом-корреспондентом Петербургской академии наук, в 1883 – действительным членом Леопольдино-Каролинской академии в Галле, в 1884 – членом-корреспондентом Королевского астрономического общества в Лондоне и Ливерпульского астрономического общества, в 1886 – почетным членом и президентом Московского общества испытателей природы, в 1887 – членом-корреспондентом Общества итальянских спектроскопистов, в 1889 – членом Математического и естественно-исторического общества в Шербуре (Франция), в 1890 – ординарным академиком Петербургской академии наук и председателем Русского астрономического общества, в 1891 – почетным членом Харьковского университета и Русского географического общества, в 1892 – почетным доктором философии Падуанского университета (Италия), а в 1894 – членом-корреспондентом Бюро долгот в Париже.
Получив отставку, Бредихин переехал в Петербург.
В 1897 году в статье «О вращении Юпитера с его пятнами» Бредихин подвел итог всем исследованиям Юпитера, которые проводились под его руководством. Особое внимание он обратил на изменение длины знаменитого Красного пятна и на появление на его концах тонких заостренных придатков. На основании изученных особенностей он пришел к аналогии Красного пятна с длинным овальным телом, погруженным в жидкость. По заключению, которое, по словам Бредихина, буквально навязывалось наблюдениями, Красное пятно «…есть или была огромная твердая пленка, увлекаемая нижними течениями атмосферы и скользящая по жидкой поверхности планеты».
Следует заметить, что природа Красного пятна
За день до смерти Бредихина, которая случилась 1 мая 1904 года, на ночном небе появилась яркая телескопическая комета. Прощаясь со своим учителем, профессор В. К. Цераский, приемник Бредихина на посту директора Московской обсерватории, сказал: «Каждый раз, когда из бездонной глубины звездного свода спустится к нам небесная страница, огромный круг людей будет повторять имя Бредихина».
Илья Ильич Мечников
Выдающийся биолог.
Родился 3 мая 1845 года в имении Панасовка близ города Купинска Харьковской губернии.
Уже в начале шестидесятых в ученой среде Петербурга стали ходить слухи, что в Харькове появился форменный вундеркинд: чуть ли не гимназист, а печатается в иностранных научных журналах!
Действительно, будучи студентом естественного отделения физико-математического факультета Харьковского университета Мечников выполнил и опубликовал ряд работ по зоологии. Одну из этих работ Мечников долгое время считал самой первой своей публикацией и лишь в последний год его жизни выяснился забавный факт. В конце 1862 года, будучи первокурсником, Мечников отправил в «Бюллетень Московского общества испытателей природы» небольшую заметку, в которой сообщал о некоторых своих наблюдениях над зеленой эвгленой, сувойкой и инфузорией-хилодоном. Правда, вскоре выяснилось, что описанные Мечниковым наблюдения неточны и он сам отправил письмо редактору с просьбой не печатать заметку. В «Бюллетене» заметка Мечникова действительно не была напечатана, но каким-то образом попала в «Вестник естественных наук».
Окончив Харьковский университет, Мечников уехал за границу.
Начать научную работу ему помог знаменитый русский хирург Н. И. Пирогов. Он вытребовал для Мечникова двухлетнюю государственную стипендию. Работая в Германии на острове Гельголанд и в городе Гиссене, Мечников установил у нематоды Ascaris nigrovenosa два правильно чередующихся поколения – паразитическое и свободно живущее. Правда, на то же открытие предъявил претензии немецкий зоолог Р. Лейкарт, но Мечников сумел показать бойцовский характер и доказал свой приоритет.
За границей в то время работало много русских ученых.
Особенно близко Мечников сошелся с А. О. Ковалевским.
Собственно говоря, именно они, Мечников и Ковалевский, стали основоположниками совершенно особой отрасли биологии – сравнительной эмбриологии, сыгравшей выдающуюся роль в развитии эволюционного учения.
В 1867 году, на основе работ, проведенных в Неаполе, Мечников защитил магистерскую диссертацию, а в 1868 году – докторскую.
В те годы в Неаполе еще не было прославившейся позже Неаполитанской биологической станции. Тогда там вообще не было никаких научных лабораторий. Мечникову и Ковалевскому все приходилось делать самим. Одновременно они были и препараторами, и лаборантами, а то и гребцами лодки, на которой выходили в море в поисках свежего биологического материала. Тем не менее, работы, выполненные в Неаполе, были признаны превосходными. В 1867 году Мечников и Ковалевский были удостоены премии им. К. Бэра, только что учрежденной Российской Академией наук.
Изучив огромный материал по зародышевому развитию губок, иглокожих, кишечнополостных, асцидий и других беспозвоночных, Мечников и Ковалевский пришли к выводам, позволившим обосновать идею единства происхождения всего органического мира. Продолжая эти работы, Мечников создал оригинальную теорию происхождения многоклеточных организмов, названную им теорией паренхимеллы, позже переименованной им в теорию фагоцителлы.
Согласно теории Мечникова, первичной формой организации всех живых существ являлась некая примитивная паренхимелла, уже, впрочем, обладавшая важной способностью к внутриклеточному перевариванию. В процессе эволюции часть клеток паренхимеллы разделилась на поверхностные, за счет которых осуществлялось движение, а часть – на внутренние, сохранившие способность к внутриклеточному перевариванию. Из последних со временем образовалась прямая кишка.