Самый близкий враг
Шрифт:
Когда я поднимаю глаза, то понимаю, что все это время суперинтендант следил за мной.
– А как Алекс? – продолжает он свое зондирование. – Как она справляется?
– Хорошо. С Алекс всё в порядке. Прошу вас, мне надо работать.
Супер хмурится – выражение его лица теперь соответствует субтитру «уместная озабоченность». Интересно, он как, только что был на каком-то тренинге?
– Знаю, – говорит шеф, – и никто ни на минуту не усомнится, что работа выполняется вами на «отлично». Но ведь прошло всего – сколько? – шесть месяцев после случившегося? Совсем недолго, особенно
– Благодарю за беспокойство, сэр, – я поднимаюсь, – но, честное слово, не стоит волноваться. Я бы лучше занялся розысками Дейзи Мэйсон. Время играет против нас. Статистику вы знаете не хуже меня, а с момента похищения прошло уже почти тридцать шесть часов.
Поколебавшись, супер кивает.
– Что ж, если вы в этом уверены… Но от прессы можно ждать чего угодно. Они наверняка раскопают всё по новой. Вы к этому готовы?
Я надеюсь, что выражение моего лица можно охарактеризовать как «абсолютное презрение».
– Они скоро найдут себе занятие поинтереснее. В любом случае раскапывать им нечего.
– Нет, – быстро соглашается супер. – Абсолютно нечего.
Как только я появляюсь из кабинета, Куинн бросает на меня любопытный взгляд.
– Дела, – неопределенно говорю я, а он достаточно умен, чтобы не задавать лишних вопросов. Я направляюсь по коридору – и начинаю расспросы:
– Что там со школой?
– Там сейчас Эверетт и Гислингхэм. Крису может понадобиться женская поддержка.
– От поисковиков все так же ничего?
– Абсолютно. Мы расширяем периметр, но без разведданных о том, где искать, – это поиски иголки в стоге сена.
Кстати, «разведданные» – это еще одно слово, которое меня реально достало.
Дойдя до комнаты ожидания, я останавливаюсь.
– Вместе или по отдельности? – спрашивает Куинн.
– По отдельности. Но я хочу присутствовать и там, и там.
– Тогда начнем с него?
– Правильно, – соглашаюсь я. – Он первый. – И стучу в дверь, которую открывает Морин Джонс. Она отступает в сторону, пропуская нас.
Я понимаю, что в наши дни полиция должна этим как-то заниматься, но в моем представлении обстановка в комнате далека от вселяющей надежду. Конечно, здесь лучше, чем в комнате для допросов № 1 у Святого Алдэйта, и я это признаю, но с нашей дешевой мебелью, стоящей вдоль стен, помещение выглядит как приемная врача, что лишь усиливает общее впечатление, будто вы явились сюда для того, чтобы услышать печальные новости. Барри Мэйсон сидит на небольшом диване, закрыв глаза и расставив ноги. Он истекает потом. Его лицо кажется масленым, как будто оно покрыто тонким слоем жира. Но сегодня на улице достаточно холодно для июля. Шэрон сидит на одном из стульев с прямой и жесткой спинкой, плотно сдвинув ноги и поставив сумочку на колени. Ее сумочка – это одна из копий дизайнерского творения. Того, что коричневого цвета с кремовым узором. Стул очень неудобный, и я жду, что мать Дейзи будет на нем ерзать, но она сидит абсолютно неподвижно. Когда мы входим, Шэрон даже не поднимает глаз. В отличие от Лео. Взглянув на нас, тот встает с пола, на котором играет с поездом, и медленно отступает к матери, не отрывая
– Мистер и миссис Мэйсон, спасибо, что подождали. – Я откашливаюсь. – У меня есть информация, которой я теперь могу поделиться с вами. Прежде чем рассказывать, мы хотели убедиться на все сто процентов…
Я останавливаюсь. Это намеренная и жестокая пауза. Я знаю, что они думают, но мне необходимо увидеть их реакцию.
Шэрон медленно подносит руку к лицу, а Барри хватает ртом воздух – слезы уже текут по его щекам.
– Только не моя маленькая принцесса! – раздается его вопль. – Не моя Де…
Лео хватает мать за рукав; его глаза раскрываются от настоящего ужаса.
– О чем они, мам? О Дейзи?
– Нет, Лео, не о ней, – отвечает женщина, не глядя на него.
Я больше не могу держать эту паузу. По крайней мере, с подходящей случаю благопристойностью. Они ждут, что я сяду, но я остаюсь стоять.
– Мы доподлинно выяснили, – медленно начинаю я, – что Дейзи во вторник на вечеринке не было.
– Что значит не было? – Барри с трудом сглатывает. – Ее видел я – да мы все ее…
Шэрон поворачивается к мужу и хватает его за руку.
– О чем они? Что это значит – ее там не было?
Искоса бросаю взгляд на Лео, который не отрываясь смотрит на свои стоптанные ботинки. Я был прав – все это время он знал.
– Мы поговорили с родителями Милли Коннор, и те подтвердили, что на вечере в костюме цветка была именно их дочь. А не Дейзи. Насколько мы можем судить, вашей дочери вообще там не было.
– Нет, она была! – кричит Шэрон. – Я же говорю вам – я ее видела! И не пытайтесь убедить меня в том, что я не могу узнать собственную дочь. В жизни не слышала подобной… подобной хрени.
– Боюсь, что сказанное мной не подлежит сомнению, миссис Мэйсон. И, я уверен, вы согласитесь, что это меняет все расследование. Теперь нам придется вернуться к событиям того дня и выяснить наверняка все о последнем появлении вашей дочери: когда именно Дейзи видели в последний раз, где и кто это был. Нам также придется расширить круг опрашиваемых и включить в него не только присутствовавших на вечеринке, но и одноклассников Дейзи, ее учителей и всех тех, с кем она могла столкнуться в дни, предшествовавшие ее исчезновению. И в качестве части этого процесса нам придется допросить вас, чтобы наверняка выяснить, где именно вы находились во вторник в течение дня. Вы меня понимаете?
Барри щурит глаза. Как будто кто-то поворачивает выключатель. Или лучше – неожиданно закрывает кран. Потому что его слезы исчезают.
– Мы что, арестованы?
Я не отрываясь смотрю на него.
– Нет, мистер Мэйсон, вы не арестованы. Мы собираемся допросить вас в качестве – как мы это называем – «основных свидетелей». Для подобных допросов у нас здесь есть специальное помещение, и вы должны знать, что вся наша беседа будет записана. Для нас важно точно зафиксировать все, что вы нам скажете. Так что я приглашаю вас, мистер Мэйсон, пройти со мной, а позже мы поговорим с миссис Мэйсон.