Самый далекий берег
Шрифт:
К тому же прогулки были совершенно безопасными. Хоть всю планету по экватору обойди, если не жалко потратить год-другой на столь бесполезное занятие. Здесь нет ни единого живого существа, опасного для человека. Здесь только насекомые, но и они, достоверно известно и подчеркнуто на инструктаже, не проявляют в отношении человека ни малейших враждебных поползновений, поскольку он для них совершенно бесполезен со всех точек зрения. Пожалуй что, здешние насекомые человека и не замечают даже, считая некой разновидностью дерева, только подвижного… Даже близко никогда не подлетают.
Так что он беззаботно шагал дальше,
Ни о чем подобном его не предупреждали – но это только к лучшему. Будь это какая-то запретная зона, где нельзя показываться даже господам офицерам, уж непременно предупредили бы, настрого заказав тут шляться… Да и дома, чем ближе он подходил, выглядели все более забытыми, брошенными, нежилыми. Вон там, на втором этаже, выбито окно, а повыше еще два, серая и кремово-розовая штукатурка там и сям облупилась, открывая кирпичную кладку… Все до единого дома стоят к нему тыльной стороной, так что придется обойти…
Он так и поступил. И оказался на небольшой, окруженной лесистыми холмами равнине, где справа поблескивало обширное озеро в форме вытянутого овала, а слева стояли с полдюжины домов, построенных в добротном стиле сороковых – пятидесятых – в три, в четыре и в пять этажей с высокими окнами, колоннами, узкими вентиляционными трубами…
Но в глаза прежде всего бросались бронетранспортеры давным-давно снятой с вооружения модификации – трехосные, открытые сверху, скопированные после войны с вермахтовских.
Их было два, и они торчали тут несколько десятилетий, так что от краски не осталось и следа, металл покрылся сплошной рыже-коричневой коркой ржавчины, а колеса со спущенными покрышками прямо-таки вросли в землю…
Кирьянов подошел ближе – и удивленно присвистнул.
Бронетранспортерам в свое время досталось так, что мало никому не покажется – вот только каким образом были нанесены такие повреждения, безусловно, не совместимые с жизнью бронированной машины, догадаться нельзя. В борту одного, от водительского места почти до заднего борта, зияла идеально круглая дыра, сквозь которую виднелось близкое озеро. Некая неведомая сила аккуратно проделала в борту бэтээра идеально круглую, огромную дыру, получившую продолжение в борту противоположном – и все, что было меж дырами, исчезло бесследно: корпус, трансмиссия, сиденья, пол… Бронник напоминал консервную банку, у которой удалили обе крышки, верхнюю и нижнюю.
Со вторым обошлись не лучше, столь же загадочным образом. Он попросту был рассечен вдоль, но не аккуратным хирургическим разрезом, а словно бы ударом исполинского топора, и выглядел не в пример более жутко, от него остались две накренившиеся друг к другу, вставшие под углом половинки, как-то удержавшиеся в стоячем положении…
И еще там были скелеты. Не менее двух десятков. Одни в отрепавшихся лохмотьях выгоревшей до полной неузнаваемости ткани, другие лишены и этого. Они лежали в разных позах по всему широкому двору, и костяшки пальцев одного еще стискивали проржавевший пистолет ТТ, а в других местах Кирьянов увидел несколько «Калашниковых» самых первых выпусков, тоже траченных ржавчиной до полного убожества.
Стояла тишина, в применении к такому месту вполне заслуживавшая эпитета
Неприглядная была картина – и совершенно непонятная. Не нужно быть специалистом, чтобы сообразить: что бы здесь ни произошло, это случилось, когда Кирьянова, вполне возможно, и на свете-то еще не было… или был уже, но в самом нежном возрасте. С тех самых пор никто так и не позаботился навести здесь порядок – не убрал трупы и металлолом, не вставлял окон, не штукатурил дома. Все разрушалось естественным образом, ржавело, гнило, рушилось, рассыпалось. Значит, хозяева это место покинули давным-давно.
Кирьянов прислушался к себе, но не уловил ничего похожего на то тягостное, давящее ощущение плохого места, о каких рассказывают порой старые лесовики. Что до привидений, то он в них не верил отроду…
А потому он, отвернувшись от искореженных непонятным образом бронетранспортеров, направился к серому крыльцу одного из домов, выглядевшего самым официальным, насколько можно судить по останкам. Дело в том, что именно на нем висела какая-то вывеска, синяя с золотом.
Вот вывеска сохранилась прекрасно – стекло, как известно, с успехом противостоит разрушительному действию времени, не важно, о паре десятков лет идет речь или о паре тысячелетий… Красочный герб несуществующей более страны под названием СССР. И золотые буквы пониже, в три строки:
С С С Р
МИНИСТЕРСТВО ПРИКЛАДНОГО МАШИНОСТРОЕНИЯ
П/Я № 988/56545
Все это легко читалось под слоем пыли. Рядом с вывеской на стене протянулась цепочка глубоких выщербленных ямок – очень похоже, по зданию все же успели выпустить пару очередей, прежде чем… Прежде – чего? А в общем, еще не факт, что на площади лежат именно нападающие, а не, скажем, оборонявшиеся из какой-нибудь усиленной роты охраны или комендантского взвода… Отнюдь не факт. Решительно ничего не понятно…
Он взялся за огромную ручку двери, сплошь покрытую слоем зеленой окиси, с силой потянул на себя. Дверь отворилась с пронзительным скрежетом, сделавшим бы честь иному голливудскому ужастику, но на Кирьянова этот визг не произвел никакого впечатления, и он вошел внутрь, чувствуя себя в совершенной безопасности под покровом немудрящей истины: будь здесь какая-то опасность, его непременно предупредили бы, здешнее начальство во многом можно упрекнуть, кроме безответственного подхода к объекту и кадрам…
Он оказался в обширном вестибюле, пересеченном примерно пополам металлическим барьером высотой этак в метр, с облупившимися красными буквами на нем: Стой! Предъяви пропуск! Стреляют! В барьере был проем с металлической вертушкой, насквозь знакомым приспособлением, а рядом помещалась застекленная будочка вахтера – стекла покрыты непроницаемым слоем пыли. Повсюду грязь, неприкосновенное запустение, заброшенность…
После короткого колебания он с силой повернул жалобно заскрипевшую вертушку и вошел на запретную половину. И никто в него, конечно же, стрелять не стал – как и строго спрашивать пропуск. Некому было. Давненько некому.