Самый далекий берег
Шрифт:
Капитан в шинели подошел ближе. Шмелев приложил руку к фуражке и сказал:
— Капитан Шмелев.
— Чагода, — ответил капитан и принялся быстро, неслышно ходить вокруг Шмелева и дерзко разглядывать его. — Так это ты и есть? Да?
— Да, это я, — ответил Шмелев.
— А это твой ординарец? — спросил Чагода и посмотрел на Джабарова, который стоял у лошадей.
— Совершенно верно, это мой ординарец.
— Татарин?
— Так точно, татарин, — ответил Джабаров.
— Как фамилия?
— Джабаров.
—
— Не могу знать, — ответил Джабаров и посмотрел на Шмелева.
— Не выйдет, — сказал Шмелев.
— Так, так. — Чагода вое ходил вокруг да около и хитро улыбался. — Так ты и есть Шмелев? Сергей Шмелев? И ты меня не узнаешь?
— Чагода, Чагода... — Шмелев поднял голову и посмотрел на него. — Ах, Чагода... Нет, не помню.
— А майора Казанина помнишь?
— Казанина? Майора? Нет, никогда не знал.
— Брось прикидываться. Мы же с тобой в штрафбате служили. Помнишь фанерный завод?
— Ах, фанерный?.. Ни разу не был. И в штрафном не служил.
— Боишься признаться? Дело прошлое. Я тебя хорошо запомнил. Помнишь, как он нас по стойке смирно держал? Крепкий был мужик, сила.
— Чего привязался? Говорят тебе, не служил.
— Выходит, это не ты? — разочарованно спросил Чагода.
— Выходит, не я...
— Ладно, еще послужишь, — Чагода подошел к Шмелеву и сильно хлопнул его по плечу. Рука у него была тяжелая.
Шмелев засмеялся и тоже хлопнул Чагоду.
— Если с тобой — согласен.
— Ладно. Тогда на лодке тебя прокачу. Поехали на маяк.
— Просматривается с того берега. Сейчас выходить опасно.
— Опасно? — Чагода схватился за живот и раскатисто захохотал. — Ох, уморил! До немца тридцать километров, а он — опасно... До передовой триста метров, а до немца тридцать километров — вот потеха.
С мрачным видом Шмелев слушал издевательства Чагоды: к этому он тоже привык с тех пор, как попал сюда.
Чагода перестал смеяться.
— Слушай, капитан, ты всегда такой сердитый?
— Какой есть, — ответил Шмелев.
— А ухой моих орлов угостишь?
— Уха будет, — Шмелев улыбнулся.
— Куц, — крикнул Чагода, — оставь в лодке человека. Остальные — к маяку.
— Есть, — ответил Саша Куц, и разведчики в лодке зашевелились, поднимая мешки и автоматы.
Шмелев и Чагода пошли к маяку. Джабаров пропустил их и повел лошадей следом.
— Хороший парень, — сказал Чагода, оглядываясь на Джабарова. — Отдай. Ты ведь в первом се бою его угробишь. А у меня в штабе он целей будет. Отдай мне.
— Никогда!
— Ладно: уговорил. Если бы не ты, взял бы его к себе. А у тебя не возьму.
— Хочешь, подъедем? — спросил Шмелев, добрея.
— Люблю по земле ходить. — Чагода снова оглянулся и посмотрел на лошадей. — Хороший у тебя вороной. Всем вороным вороной.
— Нравится? Бери. И сена дам.
—
— Что ж еще на этом проклятом берегу делать? Косим сено, лошадей холим, рыбу ловим, наградные листы друг на друга пишем.
— Молодец. А еще что?
— Жалеешь? — Шмелев усмехнулся.
— Послушай, капитан. Ты вспоминай. Что было в мирной жизни, то и вспоминай. Помогает.
— Не могу. Забыл.
— А ты попробуй. Раз в такое место попал, придется попробовать.
— Отвяжись.
— А я гражданку всегда вспоминаю. Эх, красиво жили...
— Отвяжись, тебе говорят, — Шмелев посмотрел назад, на дорогу, где шли разведчики. — Куда они пойдут?
— Туда, на шоссе. Чуть поближе Устрикова.
— Там есть один скрытый подступ. Поднимемся на маяк. Я тебе покажу.
Лодка уходила в сумерках. Волны мерно выбрасывались на берег и несильно качали лодку. Куц стоял на корме. В руках у него ракетница. Двое — на веслах.
— Смотри, Сашка! — кричал Войновский Куцу. — Не пей сырой воды. Кутай шею шарфом, а то простудишься!
— Передай привет папе и маме, — ответил Куц. — И еще Комягину.
— Эх, жаль, Борька не пришел.
— Не беда, утром увидимся. Встречайте нас утром. — Куц хотел толкнуть лодку от берега.
— Стой! — крикнул Чагода. — Плюнь через левое плечо.
— Зачем, товарищ капитан?
— Лейтенант Куц, отставить разговоры. Приказываю плюнуть через левое плечо.
Куц пожал плечами и плюнул в озеро.
— Я тебе дам — встречайте. Только вернись у меня. Сразу получишь пять суток. — Чагода подошел к самой воде и резко толкнул лодку ногой.
Лодка закачалась на волнах, потом гребцы развернули ее носом вперед, и она пошла, плавно поднимая и опуская корму. Куц обернулся и помахал ракетницей.
— Если что, топите лодку на день в камышах, — крикнул Чагода. Куц часто закивал головой.
Лодка быстро удалялась. Сначала не стало видно весел, потом головы разведчиков и лодка слились в одно серое пятно, потом серое пятно слилось с темной водой и стало постепенно растворяться в ней.
— Теперь ты видишь, — сказал Шмелев, обращаясь к Войновскому и продолжая разговор, начатый утром, — как можно попасть на тот берег?
— Да, — приглушенно ответил Войновский. Он стоял, подавшись вперед, и смотрел в озеро — глаза его стали еще больше.
Шмелев отвернулся, будто заглянул по ошибке в чужую дверь. Провожать всегда тяжелее, чем уходить, но всегда кто-то уходит, а кто-то остается. Есть только те, кто уходит первым, — последних нет. Мелькнул последний вагон, тускло засветились открывшиеся рельсы, и красный огонь вспыхнул на стрелке. Ненадолго. Придет другой состав, светофор выпустит зеленый луч — и все начнется сначала. Ведь и для тех, кто остается на берегу, уготована та же дорога.