Самый кайф (сборник)

Рекшан Владимир Ольгердович

После комфортного сейшена на улице Восстания конспиративный авторитет Арсентьева и, конечно же, Васина стал непререкаемым. Мне же казалось – я более не распоряжаюсь полностью своим детищем, своим «Санкт-Петербургом», а становлюсь исполнительным унтером в железном легионе Арсентьева.

Его адепты, закатив глаза, повторяли: «Идея», «Наша идея», «Идея нашей Федерации», «Мы не позволим, чтобы кто-то предал нашу идею!», «Наша идея священна!».

«Однако

черт с ним, – думалось мне. – Должны же быть и толкователи, священные авгуры, стоики и талмудисты. Если есть священная идея, то пусть их – значит, она есть. Главное, Клуб, то есть Поп-Федерация – это глоток свободы, это минимальный комфорт, это будущие концерты без глупой тасовки с администрацией, которой вечно объясняй, что ты не чайник и не монархист, и не бил ты окон, и не сносил дверей, хотя и рад, что кто-то бил и сносил, поскольку если ты, администратор, видишь в нас монархистов, то мы видим в тебе козла вонючего, а точнее – монархиста в квадрате, ведь это нужно быть стопятидесятипроцентным монархистом, чтобы услышать в наших лирических, пардон, песнях прокламацию абсолютизма!»

В чем никогда не было дефицита, так это в дураках.

И в новой Федерации дураков хватало.

Мы же стояли в их первых рядах.

А землю все-таки пробудило тепло, от тепла земля проросла травой, деревья – клейкими листочками. Ночи же от весны к лету становились все светлей, пока не вылиняли, как тогдашний мой «Wrangler», купленный за тридцатку и застиранный до цвета июньских ночей.

Я отвечаю теперь не только за «Санкт-Петербург», но и за группу кайфовальщиков, любителей подпольных увеселений. «Санкт-Петербургом» я распоряжаюсь не полностью, но зато кайфовальщики теперь в моих руках.

По системе конспиративных звонков узнаю время и номер телефона. Звоню. Голос женский.

– Группа номер пятнадцать, – называю.

– Двадцать три-тридцать, – отвечает. – Адрес такой: улица Х, дом Y.

Звоню кайфовальщикам и договариваюсь возле Финляндского. Конспирация вшивая. Все конспиративные кайфовальщики договариваются там же, поскольку на Охту ехать от Финляндского вокзала в самый раз.

Из цветасто-волосатой толпы, пугающей своим видом спешащих к субботним электричкам трудящихся, ко мне пробиваются кайфовальщики из группы № 15 и сдают по трехе. Погружаемся толпой в удивленные трамваи и, громыхая, укатываем на улицу Х, дом Y.

На Охте находим дом – школа нового индустриально-блочного типа.

А ночь светлее юности…

Арсентьев и подруга его белокурая – словно петух и клуха, а яркий галстук Арсентьева только подчеркивает сходство.

В зале – битком. Несколько киношных софитов стоят возле сцены, а на сцене мрачноватые поляки из группы техобеспечения «Скальдов» раскручивают провода. Сдаю трешницы кайфовальщиков Арсентьеву в фонд Поп-федерации. Разглядываю мрачноватых поляков и ту аппаратуру, которую они подключают. Аппаратура что надо – «Динаккорд» и клавиши «Хаммонд-орган». Появляются братья Зелинские со товарищи. Такие веселые. Они опять в России на гастролях. И полтыщи кайфовальщиков в зале становятся всё веселее. А в спецкомнате поляков веселят на трешницы кайфовальщиков.

«Скальды» выходят на сцену играть на «Динаккорде», а зал орет им, а старший Зелинский пилит на «Хаммонд-органе», а младший – на трубе или скрипке. И со товарищи пилят на басу и барабанах. А когда «Скальды» на прощание играют «Бледнее тени бледного» из «Прокл харум», в зале начинается чума. Или холера. Какая-то эпидемия с летальным исходом в перспективе.

– Ну полный

отлет! – кричит Летающий Сустав, а рыжие Лемеховы ухмыляются нервно.

Эпидемия продолжается и после того, как «Скальды» уходят со сцены, в ту комнату, где их поддерживают Арсентьев и Белокурая с парочкой приближенных добровольцев-официантов из рок-н-ролльщиков.

Мрачноватые поляки сворачивают «Динаккорд» и «Хаммонд». Мы только хмыкаем. Не дадут, значит, нанести увечье знаменитым фирмам.

Пока кайфовальщики чумеют в зале и на ночной лужайке возле школы, «Аргонавты» вытаскивают свои самопальные матрацно-полосатые колонки, и я думаю, что и это, пожалуй, сгодится для бандитско-музыкального налета.

Играют «Аргонавты» – нормально играют и нормально поют, и лучше всего поют на три голоса «Бич бойз», но это вчерашний день. А сегодняшний день – это мы, «Санкт-», черт возьми, «Петербург», думаю я, чувствуя, как привычный озноб пробегает по телу, и это значит – выступление получится.

И оно получается. Рвем «Аргонавтам» все провода. В зале – то же самое. Только в квадрате. Или в кубе.

Далее Зелинские на четвереньках выбираются на сцену и «джемуют» на клавишах, а перед ними пляшут ленинградские мулаты Лолик и Толик – до тех пор, пока Зелинский не падает в оркестровую яму. Веселая жизнь! Кайф!

Хранится у меня пара затертых фотографий той ночи 1971 года. Косматый молодой человек в белых одеждах бежит по сцене с гитарой. Лица почти не видно. Тут же Серега, Володя, Мишка – дорогие моей памяти товарищи, в порыве настоящего драйва, музыкального движения, гонки. И по мгновению, вырванному фотографом, можно восстановить вкус времени, как по глотку воды – вкус реки; а вкус тех лет – терпкий, с горчинкой противостояния, через которое входящее поколение больших городов пытается, путаясь в чащобах, осознать себя. Да и не все вышли из чащи к ясным горизонтам, но ведь начинались те самые семидесятые, о которых теперь сказано миром скорбно и зло. И не хочу я героизировать или романтизировать наше стихийное противостояние тому, о чем теперь сказано миром скорбно и зло, но лишь предположить, что молодости, может быть, дан дар предчувствия больший, чем опыту… Да, опыта у нас не было совсем.

Параллельно с концертами Арсентьева еще происходили не централизованные новой властью выступления, и тут стоит вспомнить двухдневный шабаш в Тярлеве, в большом деревянном клубе, на сцене которого «Санкт-Петербург» набрал-таки еще очков сомнительной популярности в компании с другими известными тогда рок-группами – не стану врать и называть их, поскольку не помню точно. Но точно помню – Коля Васин лез целоваться от восторга, а после рок-н-ролльщики и кайфовальщики победно шли к станции, а по дороге рок-н-ролльщиков и кайфовальщиков, возглавляемых Колей Васиным, атаковали тярлевские дебилы и гоняли по картофельным полям, удовлетворяясь, правда, лишь внешним унижением пришельцев.

Весной и летом 1971 года прошло несколько ночных концертов, организованных Арсентьевым.

Лично я передал ему значительную сумму из трешниц кайфовальщиков и как-то, прикидывая перспективы, неожиданно пришел к простой и страшной мысли: «Ведь это же афера! Нас же просто подсекли, как рыбину на блесну, на блестящий значок с веточкой! Мы раньше работали и получали от профкомов несчастные восьмидесятирублевки, и покупали, пропади они пропадом, усилители и динамики. Но теперь-то все в руках Арсентьева, а что-то не слышно о признании, о собственности Поп-федерации, мы лишь глубже и глубже опускаемся в подполье, уже чувствуются его сырость и шорох мышей, и далекий пока оскал крыс!»