Самый красивый хулиган

К.О.В.Ш.

В голову снова лезли мысли о маме и их побеге. И если ночью ей было действительно страшно, то сейчас она так устала, что сил не было даже бояться. Ей был жизненно необходим душ, крепкий кофе и какая-нибудь нормальная еда. Эрик уговаривал ее рискнуть и поесть беляшей на одном из вокзалов, но Настя считала чудом то, что они избежали отравления шаурмой, и посоветовала брату не искушать судьбу снова.

Так что они оба были голодные, вымотанные и просто никакие. Когда такси завернуло во двор и остановилось возле безликой серой пятиэтажки,

Настя почти обрадовалась. Брат расплатился, вышел из машины и открыл ей дверь.

– Ну что, дом, милый дом?

– Кажется, да, – Настя на всякий случай сверилась с адресом на бумажке, которую сунула ей мать за пару минут до того, как высадила их у Ярославского вокзала.

– Ну, вроде ничего. – Эрик окинул взглядом двор.

Две совершенно одинаковые пятиэтажки, между ними детская площадка, небольшая парковка и пышные кусты. Взгляд парня зацепился за лебедей, вырезанных из автомобильных шин, которые выглядели крайне убого, но вполне вписывались в общую концепцию двора.

– Пойдет, – согласилась Настя.

Не успели ребята и шага сделать в сторону нужного подъезда, как перед ними выросла бабулька в цветастом платье с облачком сиреневых волос на голове и пронзительно-серыми глазами. Она подошла к двойняшкам почти вплотную и окинула их подозрительным взглядом.

– А вы к кому? – беспардонно спросила она, даже не поздоровавшись.

Настю возмутила подобная бесцеремонность, а еще она понятия не имела, кому принадлежит квартира, в которой им предстояло жить. Пока девушка думала, что ответить, Эрик улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой и ответил за нее:

– Добрый день. А мы, по всей видимости, ваши новые соседи.

– Соседи… В девятую, значит, куда ж еще. Купили аль снимаете? – Глаза бабульки смотрели Насте прямо в душу, и той было не по себе от такого взгляда и подобной наглости.

– А это не ваше дело, – тихо, но твердо ответила девушка.

Мама всегда говорила, что нельзя давать слабину, если тебе хамят. Один раз стерпишь, и пути назад не будет.

– Не мое дело?! Я живу в этом доме с шестьдесят седьмого года, – многозначительно заявила бабка. – Я тут все про всех знаю. Это мой подъезд.

– Как скажете, – не стал спорить Эрик, схватив сестру за руку и потянув ее к двери.

Бабка что-то ворчала вслед, но двойняшки уже оказались за закрытой дверью.

– Это мой подъезд, – передразнила бабку Настя.

– Ты зачем споришь с сумасшедшей? – возмутился Эрик.

– А чего она хамит? И вообще, зачем ты с ней любезничал? Теперь она будет думать, что победила.

– Да плевать, – отмахнулся Эрик. – Пусть думает, что хочет. Нам недельку-другую перекантоваться – и все. И вообще, у нас проблема посерьезнее.

– Серьезнее того, что мы в каком-то зажопинске, а наш подъезд крышует бешеная бабка?

– Я не вижу лифта, – Эрик вздохнул, посмотрев на раздутые бока чемодана, а потом на лестницу.

– Эрик, в пятиэтажках нет лифтов, – ласково сказала Настя. –

Так что давай, тащи это чудовище на третий этаж. Лифт он захотел.

– За что мне досталась такая противная двойняшка?

– Я твоя расплата за грехи прошлых жизней.

Кое-как затащив чемодан на третий этаж, ребята с волнением посмотрели на дверь с криво приклеенной девяткой. Старая и местами облезлая, она не внушала доверия, но Настя все-таки вставила ключ в замок и открыла ее.

* * *

– Я все понял, – заявил Эрик, в очередной раз чихнув. – Мать решила упростить ему задачу и прикончить нас самостоятельно, заслав в этот клоповник.

Уже третий час ребята пытались привести свое временное жилище в божеский вид. Небольшая двушка с компактной кухней, достаточно скромной ванной и откровенно тесной прихожей в процессе уборки трансформировалась в целый дворец. В квартире явно давно никто не жил, поэтому там было пыльно и затхло. Первым делом двойняшки открыли все окна настежь, пытаясь проветрить помещение, а потом взялись за тряпки и моющие средства. Как оказалось, клининг-сервисы в Подмосковье популярностью не пользовались.

– Мне вот интересно, где она нашла эту квартиру? – протянула Настя, споласкивая тряпку в ведре. – Типа, через знакомых или еще как-то?

– Мы все равно никогда этого не узнаем, – пожал плечами Эрик.

Насте оставалось только согласиться с ним – мать постоянно что-то мутила и совершала какие-то махинации, но никогда не посвящала их в свои дела. Обычно она приходила и объявляла, что они едут на море или переводятся в новую школу, или, как в этот раз, бегут из города. И каждый раз ребята, не задавая лишних вопросов, делали то, что она говорила.

– В этот раз она превзошла саму себя, – заметила Настя.

– Это точно, – согласился Эрик. – У меня через две недели начинается учеба, между прочим!

– Не у тебя одного. Что-то подсказывает мне, что мимо первого сентября мы пролетаем, как фанера над Парижем.

– Настька, не нагнетай, – пропыхтел Эрик, забираясь на стул и протирая верх шкафа. – Фу! Тут вообще хоть когда-нибудь кто-то убирался? – Он брезгливо посмотрел на мигом почерневшую тряпку.

– Не похоже, – фыркнула Настя, протирая пыльные плинтуса. – Кстати, у меня вопрос. А как мы узнаем, что все в порядке, если нам нельзя ей звонить и писать?

– Хм… никак. Так что будем ждать, пока она не решит, что нам делать дальше.

– Как обычно, – проворчала Настя.

– Она нас любит, – напомнил Эрик, спрыгнув со стула. – И все, что она делает, она делает ради нас.

– Я знаю, – вздохнула девушка. – Но мне все это не нравится. И я за нее волнуюсь.

– Она справится. И мы тоже. Глядишь, я полы мыть научусь. Великий скрипач Эрик Меркулов «могет Владимирский централ» и ловко орудует шваброй, а? Талантливый человек талантлив во всем, – самодовольно заявил парень, уже тыркая шваброй по углам.