Самый красивый из берсальеров
Шрифт:
— Добрый день, nonno! [41]
Старик поднял на него светлые, как небо ранней весной, глаза, и на фоне почерневшего от солнца, прорезанного глубокими морщинами лица их голубизна выделялась так же ярко, как прозрачная вода ручья в каменном гроте. Внимательно изучив Тарчинини с ног до головы и хорошенько прочистив горло, старик плюнул на землю. Не то чтобы горец хотел оскорбить комиссара, нет, скорее его поведение выражало полное безразличие человека, окончательно отрешившегося от всех земных забот. Но веронец и не подумал оставить его в покое.
41
Дедушка,
— Это Растро, а?
— Угу…
— А мэрия — на площади?
— Угу…
— А мэра вы знаете?
— Угу…
— И кто же он?
— Дурак!
Выражение лица Тарчинини, услышавшего столь краткую и выразительную характеристику главы администрации Растро, развеселило инспектора, и он с трудом сдерживал смех.
— А как его зовут?
— Кого?
— Мэра!
— Так же, как и меня.
— Как вас?
— Это мой сын.
— В таком случае как зовут вас?
— Не ваше дело!
На сей раз Дзамполь все-таки прыснул, а его шеф рассердился.
— Я вижу, вас это забавляет, Алессандро?
— Простите, синьор комиссар, но этот тип…
А старик начал в свою очередь расспрашивать Ромео:
— Вы опять насчет цирка?
— Цирка? Какого еще цирка?
— Разве вы не бродячие артисты?
— Мы?!
— Я думал…
— Черт возьми! Да с чего вы взяли, будто мы циркачи?
— Да просто давеча, когда приезжал цирк… клоун был одет точно как вы…
Старик немного покопался в памяти:
— Только у него были еще трость и складной цилиндр…
Инспектор предпочел побыстрее выйти из машины и, словно испытывая острую необходимость справить столь же естественную, сколь и безотлагательную нужду, отошел подальше, предоставив шефу и его собеседнику наедине вести самый удивительный диалог из всех, что ему когда-либо доводилось слышать. Комиссара маневр не обманул, но он мысленно оценил такт подчиненного.
— Скажите, nonno… Имя Регацци… Нино Регацци вам знакомо?
— Угу… Так звали паренька, который ушел…
— Верно! Он здесь родился?
— Нет… привезли мальчонкой в одну семью.
— Как их зовут?
— Крочини.
— Прекрасно. И где же я мог бы найти Крочини?
— На кладбище.
Тарчинини, поняв, что все равно не добьется от старика ничего путного, подозвал инспектора, и они отправились дальше.
Приземистые домишки напоминали устало свернувшихся зверей. Чувствовалось, что здесь идет борьба за выживание. У мужчин, женщин и даже детей, выскакивавших на шум автомобиля кто на облупившееся крыльцо, кто — на улицу, были унылые, словно застывшие лица. Полицейская машина выехала на перекресток, который с натяжкой мог бы сойти за крохотную площадь. Над входной дверью чуть меньше пострадавшего от времени дома красовалась надпись «Мэрия». Какой-то мужчина, стоя на коленях у входа, ремонтировал дверную раму. На сей раз комиссар отправил вперед Дзамполя.
— Salute! [42] — с самым любезным видом поздоровался инспектор.
Мужчина, не поднимаясь с колен, повернул голову.
— Salute!
— Вы знаете мэра Растро?
— Угу…
Все начиналось, как со стариком! Алессандро с трудом взял себя в руки.
— А вы можете сказать, где он?
— Угу.
— Тогда,
— Незачем!
— А?
— Ну да, я и есть мэр.
— Мы из полиции. В машине — комиссар Тарчинини, а я — инспектор Дзамполь. Мы приехали из Турина.
42
Здравствуйте (итал.)
— Ну и что?
— Вы помните Нино Регацци?
— Угу.
— А вам известно, что он умер?
— Угу.
— Я вижу, вас это не особенно волнует?
Мэр пожал плечами.
— Он был не здешний… И у каждого свои заботы, верно?
— А где живет нотариус?
— Какой еще нотариус?
— Тот, что ведет дела жителей Растро.
— Это мэтр Серантони… Армандо Серантони. Он живет в Сузе.
Сузе оказался совсем небольшим городком, и полицейские без труда нашли красивую виллу мэтра Серантони. У двери стоял «фиат» с врачебным удостоверением на лобовом стекле. Тарчинини указал на него инспектору:
— Вот что, скорее всего, капрал издали принял за кокарду! — заметил он.
Дверь открыла горничная и тут же заявила, что мэтр Серантони болен и никого не принимает, зато старший клерк Валериотти — в их полном распоряжении. Тарчинини отвесил самый изысканный поклон и, сняв шляпу, проговорил:
— Scusi, grazioza… [43] Но нам надо видеть самого мэтра Серантони, а не кого-то другого. То, что он болен, не имеет значения, если, конечно, ваш хозяин не при смерти.
43
Прошу прощения, прелестная (итал.)
— Дело в том…
— Быстро доложите о нашем приходе, grazioza, и можете не сомневаться, что нас примут… Комиссар Тарчинини и инспектор Дзамполь из уголовной полиции Турина.
Девушка широко открыла глаза.
— По… полиция?.. Но мы же ничего такого не сделали…
— Стало быть, вас не посадят в тюрьму, adorabile [44] … о чем я весьма сожалею, потому что с удовольствием послужил бы вам тюремщиком…
Девушка была слишком взволнована, чтобы обращать внимание на лицемерные комплименты собеседника (на самом деле она отнюдь не блистала красотой). Наконец ей удалось стряхнуть оцепенение.
44
Очаровательная (итал.)
— Оставайтесь здесь… я сейчас доложу…
Алессандро и Ромео оглядывали богатую, но строгую обстановку прихожей. Чувствовалось, что хозяин дома — не какой-нибудь мелкий чиновник. Каждый предмет свидетельствовал о достатке, хотя и не поражал изяществом. Никаких безделушек и украшений — лишь удобная прочная мебель, по-видимому веками хранившая достояние семейства Серантони. Казалось, стоит приоткрыть шкафы, комоды и кофры — и весь дом окутает запах лаванды или нафталина. Вне всяких сомнений, в этом доме моль считали наследственным врагом.