Самый лучший комсомолец. Том седьмой
Шрифт:
— Берем на карандашик, — решил я.
Зачем так старающегося сотрудника на вахтерство переводить? Найдем должность поинтереснее.
Дяде Вадиму вот нашли — будет курировать секцию спортивной стрельбы, ему на это дело одной руки хватит, а чистить-чинить-собирать отдельного сотрудника приставим. Сам дядя Вадим с уцелевшей руки стреляет не хуже, а должность по этим временам вполне престижная — будет с ребятами по городам Родины колесить, а если будут успехи — даже за границу поедут. Ну и соцпакет никто не отменял!
Плачущий и пытающийся оправдаться директор написал заявление, мы помогли ему собрать
— Позвоните, пожалуйста, в отдел кадров — начальник теперь Василий Васильевич, — попросил я подтянувшегося на кипиш дядю Вову. — Испытательный срок два месяца, с усиленным контролем. Пленку… — достал из «конваса» бобину. — Обработать и организовать для сотрудников коллективный просмотр.
Чтобы знали, за что.
— Сделаем, — пообещал он.
— Спасибо за помощь, дядь Ген, — поблагодарил «вахтера» отдельно перед непосредственным начальником.
Приравнивается к приказу «обеспечить карьерный рост».
Покинув здание, мы погрузились в машину, и Вилочка повезла меня в Академию Наук, заниматься гораздо более приятным делом — согласовывать валютные гранты ботаникам и зоологам. Процесс занял четыре часа, и у нас еще осталось время заехать в головной «Потёмкин» покушать борща с пампушками и куриных отбивных.
— Грустно, — признался я посреди ужина.
— Да ладно тебе, неделю всего, — отмахнулась Вилочка.
— Ты тоже должна грустить, — расстроился я.
— Я тебе ничего не должна! — фыркнула она. — Я — птица вольная! — показала отсутствие колечка на безымянном пальце.
— Ну это к гражданскому кодексу претензия, — фыркнул я в ответ.
— Шучу, — с улыбкой призналась девушка. — Я тоже буду по тебе скучать.
— Во, уже лучше! — одобрил я. — Уверен, ты и так стараться будешь, но все-таки — пострайся выковать из мамы матeрую светскую львицу.
Будет помогать бабушке Эмме натаскивать родительницу к загранке. Задача та еще — даже представлять не хочу, насколько напыщенные и мерзкие обезьяны собираются на высоколобые показы моды. Чуть оступится и все — будут потом до скончания века (возможно даже буквально!) плеваться и напоминать друг другу, какая мама Наташа неотесанная крестьянка.
— Верь в меня так же, как я верю в тебя, — улыбнулась Виталина.
— Верю! — с улыбкой кивнул я.
По пути в аэропорт я, как ни старался концентрироваться на хорошем, мрачнел все больше — тяжело без любимого человека на долгий срок оставаться, когда привык к обратному. Острая форма Вилкозависимости — болезнь опасная!
Долгий, смоченный слезами — к счастью, не моими — поцелуй в машине, и я в компании дяди Семена отправился на посадку на регулярный рейс до Хабаровска: погодные условия не позволяют долететь сверхзвуком, придется немного побыть как все.
На Дальний Восток мы прибыли ранним утром по местному времени, поэтому большую часть пути до опустевшей квартиры я проспал. С тоской покосившись на застеленную кровать, спать в которой мне придется одному, с еще большей тоской посмотрел на гитару и печатную машинку — пользоваться можно только вторым, и то вполсилы. Попросить временную машинистку? Не, не буду — лучше пока отложу текстовую нагрузку до возвращения любимого столового прибора и отправлю в Москву давным-давно готовые сценарий, раскадровки,
Глава 5
Нужных размеров помещения в Хрущевске пока нет. Нет его и в Хабаровске, если уж совсем честно. И во Владивостоке тоже нет. И в остальных городах нашей Родины с ними напряженка. Странно, но такое чувство, что кроме меня такое положение вещей не волнует вообще никого — старшие товарищи как-то не задумываются о том, что звезда из другого уголка страны в глухомань приезжает редко, а посмотреть на нее хотят все. Сами звезды об этом думают еще меньше: все вопросы к Госконцерту, он помещения выделяет. К спортивным, следовательно — повышенной вместимости — объектам наши деятели культуры относятся прохладно: там и звук не такой хороший, и акустика специфическая, и, что уж грех таить, львиную долю оборудования нужно «доставать», а главное — «доставать» под него толкового звукорежиссера, который знает как и что должно быть подключено.
Я-то заморачиваюсь, но не потому что больше всех надо, а потому что возможность есть — остальным надо отправлять наверх гору заявок, таскать коньяк по кабинетами и выбивать валюту на импортные усилители. А начнешь бегать — нарвешься на какого-нибудь партийного упыря, который обвинит как раз в том, что «кому-то больше всех надо». И, например, ставочку оплаты понизит — ты ведь был певец камерный, повышенной художественной ценности, а при перемещении на стадион «камерность» пропадает, как и повышенная художественная ценность. Словом — деятелей культуры я не виню, сам бы на их месте очень сильно задумался, стоит ли оно того, и скорее всего решил бы, что не стоит: вопреки всем моим писулькам наверх, интегрировать в тарифную сетку оплаты труда исполнителей такую простую вещь как «процент с проданных билетов», что наглухо убивает мотивацию артистов — нет, не стараться, они у нас, к счастью, товарищи в подавляющей массе идейные, и «корпоративная этика» у них не пустой звук — радеть за выделение более вместительных помещений. Банально выгоднее давать три-четыре концерта на крупный город, после чего ехать дальше.
Сегодня как раз такой случай — в Хабаровск прибыла всенародно любимая Майя Кристалинская, и ее запихали в Хабаровскую филармонию. Зал в моих глазах никакой — полтыщи посадочных мест всего. Сейчас весь зал заняли вояки со своими семьями, завтра певицу придут послушать «силовики» из МВД, КГБ и МЧС, и только послезавтра сюда пустят простой народ. Пятьсот представителей «простого народа», остальным придется ждать следующего приезда певицы. Будь готов дворец спорта, было бы гораздо лучше, но что уж теперь.
Мы с Олей и дядей Семеном сидим не в зале — и опасно, и место занимать совестно: мы-то с подружкой на «селеб» регулярно смотрим, а народ — нет — а в техническом закутке над балконом, рядом со звукорежиссером и сейчас не нужным проектором. Окошки позволяют смотреть на певицу, а звук достаточно хороший, чтобы проникаться репертуаром. Товарищ Кристалинская грянула легендарную «Колыбельную миру», и Оля, вытерев выступившую слезинку, самоуничижительно заявила:
— Я так петь никогда не смогу.