Самый лучший комсомолец. Том седьмой
Шрифт:
— А у тебя же космическая фантастика планируется? — спросил он. — На нее поди и пяти километров не хватит.
— Космическую фантастику на новые камеры снимать буду, — развел я руками. — Эта пленка к ним не подходит.
— Что ж, если тебе не нужна, возьму, — решил Василий Макарович.
— У нас там Куросава кино снимал, домой монтировать уехал, а декорации и матчасть остались, — продолжил я. — Тоже жаба душит, если не брезгуете, посмотрите, пожалуйста, может вам что-нибудь пригодится?
— Посмотрю, — пообещал Шукшин. — Рачительный ты, Сергей, это хорошо.
—
С прошлой жизни творческое наследие Василия Макаровича люблю, поэтому очень приятно.
Мужик с красной повязкой на руке дал отмашку, мы подхватили агитматериалы и встали в очередь на вход на Красную помощь.
— На трибуну Мавзолея выходят члены Политбюро и Главный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов, — полилась из громкоговорителей трансляция. — Слово берет Юрий Владимирович.
Со скрежетом оборудования «звуковая дорожка» переключилась на дедов микрофон:
— Здравствуйте, товарищи! От всей души поздравляем весь мировой пролетариат с Первомаем! Сегодняшний Первомай по праву можно назвать праздником великих трудовых побед. Твердой поступью шагает по планете пролетариат, грандиозными темпами растет экономика Советского Союза, растет уровень жизни наших граждан, а вслед за ней укрепляется оборонная мощь страны. Наш Первомай — праздник единства революционеров всего мира, праздник мира и сплочения всех миролюбивых сил планеты.
Очень хитро — и геополитической бицухой поиграл, и стремление к миру подчеркнул. Ох уж эти сигналы. Громкоговорители снова переключились, и диктор огласил начало шествий:
— На Красной Площади — колонна работников автомобильной промышленности…
Стоя у телефона в дед Пашином кабинете нашего семейного дома, я тщетно вцепился в заведомо отсутствующую надежду — я же знаю, что не ослышался, а Екатерина Алексеевна — не оговорилась.
— Виктория Викторовна ЧТО?!!
— Умерла она, Сережа, — шмыгнула носом на том конце провода баба Катя.
Притворяется — ей ли не насрать? Наоборот хорошо — никто молодой семье из ё*аного дяди Андрея и Светочки Фурцевой нервы мотать не будет.
— Как? — глухо спросил я.
— От аборта отказалась! — как на духу выложила Екатерина Алексеевна.
Совсем, чтоли, о*уели?! Стоп! Явно имеет место недопонимание — от моей бывшей учительницы и талантливой Советской сказочницы уже благополучно откупились набором материальных благ, и никакого смысла пачкать руки дополнительной кровью не было. С другой стороны… А нету других сторон — как ни прискорбно, но дети старперов из Политбюро образцово-показательным поведением не всегда отличаются, и наш «кейс» нифига не уникален. Лучше всплывший «залет», чем дворцовая мокруха.
— Это не ответ, Екатерина Алексеевна, — взяв себя в руки, вздохнул я.
— Ей в больнице врачи говорили, что беременность плохо протекает — у Вики гестоз развился, до эклампсии дошло. Не согласилась — боялась, что квартиру отберут, из Союза выгонят. Дура! Да кому это надо?! Девочку уже из мертвого тела достали. Ее Света
— Похороны когда? — спросил я.
— Завтра. Здесь похороним, на нашем кладбище.
— Спасибо, что сказали, Екатерина Алексеевна, — через силу поблагодарил я.
— Ты на Андрея не обижайся, Сережа, — попросила она.
— Ага, — буркнул я и повесил трубку.
«Не обижайся»? Да в мыслях не было! Нету у меня такого родственника, а на пустоту не обижаются. Выглянув в коридор, прошелся до маминой мастерской, в которой сидели родительница с Виталиной:
— Виктория Викторовна умерла. Завтра похороны. Я к Цвигуну.
И, проигнорировав вопросы, быстро вышел из дома, не забыв прихватить куртку. У дражайшей бабушки Эммы подробности узнаете — ее сыночек к ним прямо причастен, значит должна быть в курсе. Но Сереже новости мы передавать будем через любимую бабу Катю, чтобы не так сильно расстраивался.
Солнышко почти целиком закатилось за деревья, куртка спасала от раннемайской прохлады, а воздух приятно пах сжигаемым жителями совхоза хламом — порядок на участках наводят, к посевной готовятся — и дымами бань. Если бы не новости, было бы даже хорошо. Странное существо человек: пока я шел через двор к калитке, в мире помер минимум десяток человек — я это понимаю, но это осознание нисколько не ранит. А вот когда кто-то знакомый… Ай, нафиг — я взрослым людям не нянька. Все мы здесь временно, и многие уходят без следа, оставив после себя только пару дат. Виктории Викторовне в этом смысле повезло: у нее есть сказки, мультфильм, черновики манги — допишу сам и издам в свое время, как ее посмертную работу — и, конечно же, дети, которые — самое главное, потому что несут в себе уникальную, миллионами лет формировавшуюся комбинацию генов. Теперь эта цепочка не прервется и продолжит свой путь в бесконечность. Вернусь в Хрущевск и преображу в мультики остальные ее сказки.
Вот этот поворот ведет на улицу Политбюро. От нормальных людей важных товарищей отгораживает небольшой парк — проредили сосны, поставили качели, лавочки, питьевой фонтанчик, капитальный отапливаемый туалет — в «Потемкинской деревне» народ нынче очень воспитанный и культурный, поэтому даже лицом в непотребство никого тыкать не пришлось — и, само собой, бюстик Ильича. Спрятавшиеся между деревьев фонари освещали тройку крутящихся на карусели ребят. Припозднились, значит скоро можно ожидать ругающихся родителей. Мир — штука упрямая, и смерть одного человека ему побоку.
Вот дом Фурцевых, «Улица им. Политбюро, 1». Напротив — дом обычных совхозников, дом 2. Дальше у нас расположился товарищ Щелоков, дом 3. Напротив воткнул свой двухэтажный кирпичный коттедж с кокетливыми башенками товарищ Рашидов. Следующая пара принадлежит товарищам Кириленко и Черненко — еще не достроены, только недавно сюда перебраться решили.
— Половцы, печенеги, пленум, Черненко стелет линолеум речи! — громогласно продекламировал я, вызвав хохоток у следующих за мной дядей Димы и Жени.