Самый лучший праздник
Шрифт:
Дункан взял подносы и вслед за ней вышел из квартиры.
На середине лестничного пролета, в то время когда он внимательно смотрел на движения стройной черно-красной фигуры и — помоги ему Господи! — шлепанцы из оленьего меха, мягко спускающиеся по ступенькам впереди него, до его слуха донеслись женские голоса.
Один из голосов принадлежал Нетти. Но другой…
— Кажется, это Лидия так рано, — сказала Брук, поворачивая с лестничной площадки на последний пролет. — Хорошо, что я испекла лишнюю порцию.
В прихожей
Услышав шаги по лестнице, Нетти обернулась. Она улыбнулась, и морщинки вокруг ее рта стали глубже, лицо осветилось нескрываемой радостью.
— А вот и моя Брук! — воскликнула Нетти, приближаясь к ней маленькими торопливыми шажками. — Я и не представляла, что ты такая умница! С тех пор как умер мой дорогой Уолтер, этот дом не имел столь праздничного вида!
— Так вам нравится? — робко спросила Брук.
— Нравится? — Глаза старушки весело сверкнули. — Душа моя, да ты просто благословенье Божье! Мне так жаль, что мы не подумали об этом раньше. Конечно, я понимаю, в Рождество тебя обычно тянет домой!
Дункан насторожился. Брук сказала ему, почему не едет домой. Но что она при этом испытывает?
Ему легче вправить кости и зашить раны, чем понять, что творится у нее на душе.
— В этом году мне нет смысла ехать домой, Нетти! Встречать Рождество одной, в огромном пустом доме?..
— Что ж, насколько я понимаю, тебе будет не хватать твоих родных, как мне не хватает моего дорогого Уолтера. — Нетти ласково похлопала Брук по руке. — Представляю, сколько радости ты нам доставишь, устроив рождественский праздник!
Брук покосилась на Дункана и усмехнулась.
— Не уверена, что все разделяют ваше радостное настроение, Нетти!
Старушка нахмурила лоб, брови ее сдвинулись. Она взглянула на Дункана, сильно прищурила сначала один глаз, затем другой и надула губы. Дункан с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.
— Полагаю, ты имеешь в виду нашего жильца доктора Кокса? — обратилась Нетти к Брук, указав пальцем в сторону Дункана. — Можете быть уверены, молодой человек, в следующий раз, когда у меня освободятся комнаты, я спрошу очередного жильца, как он относится к Рождеству!
Дункан подождал, пока Нетти перестанет грозить пальчиком, затем подошел к ней поближе и заговорщицки произнес ей прямо на ухо:
— Моя дорогая хозяйка! Обещаю вам, я исправлюсь!
— Не дурманьте мне голову вашими сладкими речами, Дункан Кокс! Оставьте эту уловку для какой-нибудь юной леди. — Нетти вытянулась во весь свой небольшой рост, чтобы посмотреть ему в глаза. — За четыре года Джеймс Маккей ни разу не доставил мне столько огорчения, пытаясь вылечить мой артрит, сколько вы сейчас!
— Но вам ведь стало лучше с тех пор, как вы пришли ко мне в госпиталь, правда? — Когда Нетти всем своим видом изобразила неподдельную обиду, Дункан рассмеялся. — Не
— Мне восемьдесят лет! Я заслуживаю освобождения от какого-либо обследования. По праву долгожителя.
— Вы заслуживаете именно то, что имеете. Квалифицированную медицинскую помощь.
— От нахального молодого доктора, которому нужно усвоить, что лучшее лекарство для старой женщины — это возможность поступать по-своему!
Она похлопала его по щеке.
Краем глаза он заметил, что Брук проявляет явный интерес к их обмену любезностями, и пожал плечами. Она может думать все, что хочет. Как все женщины. Но лишь он один знает, что их отношения с Нетти не более чем отношения доктора и пациентки. Никакие личные чувства сюда не вмешивались. Это был стиль его работы.
— Что нам дальше делать с этими подносами? — спросил он наконец.
— Брук знает, куда их нести. Да! Но сначала…
Нетти энергичным жестом велела Брук поставить подносы на молитвенную скамейку. Затем, взяв за руку, поспешно подвела ее к нише, где висели носки.
— Смотри, дорогая! Я показывала твой носок Лидии, и оказалось, что Санта-Клаус нанес ранний визит!
— Вы шутите, — растерялась Брук.
— Нет, нет, нет! — вмешалась Лидия. — Никакая это не шутка! Вовсе нет. Посмотрите! Посмотрите!
Дункан с трудом перевел дыхание, наблюдая, как на лице Брук медленно появлялась улыбка. Не надо было ему смотреть на Брук, не надо видеть, как распахиваются эти голубые глаза с длинными черными ресницами. Это должно быть привилегией Джеймса.
Но — помоги ему Господи! — отвернуться он не мог!
Дрожащими руками он поставил подносы рядом с подносами Брук, едва не перевернув один из них.
— Я не могу в это поверить, — произнесла Брук. — Я повесила их только сегодня утром.
Она провела кончиками пальцев по отвороту носка.
Ногти у нее были короткие, покрытые бледно-розовым лаком, под легкой кожей руки просвечивали голубоватые вены. Пальцы неуверенно начали ощупывать носок. Похоже, само предвкушение подарка доставляло Брук большое удовольствие.
Наконец она забралась внутрь и вынула из носка грушу. И улыбнулась.
Что-то сдавило сердце Дункана. А уж он всегда считал себя слишком очерствевшим, чтобы реагировать на чьи-то чувства. Выходит, он ошибался?
Брук повертела завернутую в бумажное кружево грушу, осмотрела сверху донизу, потрогала кончиками пальцев прикрепленное к фрукту птичье перышко. Подняла взгляд на Лидию, на Нетти. А затем на него. В последнюю очередь — на него.
Она держала грушу на ладони как великий дар.
— Посмотрите, — сказала она, и в ее голосе прозвучали одновременно удивление ребенка и благоговейный ужас женщины. — Куропатка на груше! В первый день Рождества!