Самый Лучший Ветер
Шрифт:
— Ага, — меланхолично согласился я, тюкая уже по другому болту. — Только срезать, да. Фиг открутишь.
— Хватит, — подскочивший Далин выхватил у меня молоток из рук. — Законопатил уже. И говори ты толком, что случилось!
— Пошли, — кивнул я ему на моторный отсек. — Спасибо скажу сначала.
Я медленным шагом направился к Ларискиному логову, и все остальные поперлись туда вместе со мной, причем Далин слегка поддерживал меня с одного бока, а Антоша с другого.
— Лариса, прости не знаю, как тебя величать, пусть будет Ивановна, что ли, — я опустился перед стеклянной жаропрочной дверцей на одно
Метавшаяся до этого по топке саламандра замерла и уставилась на нас пронзительными глазёнками. Потом пыхнула во все стороны струйками пламени и переместилась к самому оконцу, с интересом разглядывая меня.
— Улыбается, — потрясенно прошептал Далин.
— Ага, — авторитетно подтвердил Кирюшка, — довольная. Злое прогнали-наказали-обожгли. Лариска сильная и никого не боится. Она мой друг!
Я осторожно коснулся забинтованной рукой прозрачной дверцы, а саламандра тут же прижала к стеклу с той стороны свою лапку. Удивленно вытаращившись на нее, я почувствовал, как теплая исцеляющая волна прошла из моей руки по всему телу, изгоняя всю погань, которой я этой ночью нахватался.
— Она хочет, — внимательно подобрался домовёнок, глядя сквозь стекло на попискивающую Лариску, — чтобы ты, Далин, ее в тигель посадил.
— А зачем? — уточнил гном и тут же полез доставать требуемое.
— Она хочет, — продолжил вдохновенно толмачить Кирюшка, — злое напугать до смерти. Надо ее к заколоченной двери отнести, она ругаться будет.
— Дело хорошее, — согласился Далин, зажав тигель клещами и поднося его к открытой мною дверце в обиталище саламандры. — Только дирижабль нам пожалуйста не сожгите.
Лариска юркой змейкой прошмыгнула в свой переносной дом, и Кирюшка тут же накрыл его крышкой.
— Молоток, — похвалил его Далин. — Соображаешь и вовремя помогаешь, ценю.
Домовёнок довольно заулыбался и дунул в коридор первым. В присутствии Лариски он, похоже, вообще ничего не боялся. Далин заставил меня взять огнетушитель, а Антошку асбестовую плиту, предназначенную как раз для таких случаев. Дружной карательной командой мы вышли на борьбу со злом в коридор, где уже вертелся Кирюшка. Приплясывая у законопаченной двери, он сурово грозил пальчиком неведомому лиху, что-то сердито попискивая и гневно топая ножкой. Антоша осторожно отодвинул не на шутку разбушевавшегося трюмного, установив плиту прямо перед дверью в каюту, и отскочил в сторону, прихватив с собой Кирюху. Далин, удерживая на прямых руках клещи и покраснев от натуги, поставил тигель и, поколебавшись чутка, снял крышку.
Лариска высунулась из огнеупорной емкости наполовину и внимательно нас оглядела, поблескивая глазами-бусинками. Вот теперь и я готов был поклясться, что она улыбалась, причем ободряюще. Нихрена она, похоже, не боялась и была уверена в своей силе на сто процентов. А уж Кирюха глядел на нее просто влюбленно.
Саламандра отвлеклась он нас и перевела взгляд на дверь, сменив свою ауру пламени на пронзительно алую. Далин охнул и метнулся за вторым огнетушителем. Неведомая пакость за дверью вздрогнула и, я опять готов был поклясться, съежилась в ожидании наказания. Лариска неотрывно пялилась в одну точку, наливаясь злобой, но черная тень за дверью не очень-то ей и уступала.
— Чувствуете? —
— Вообще нихрена, — удивился гном, переведя взгляд с меня на Антошу, который тоже недоумевающе пожал плечами. — А ты-то с чего такой чувствительный стал? Стоим тут, как три идиота, дурака валяем.
— Артем правду говорит! — вступился за меня Кирюша. — Лариска рассматривает злое-плохое-нехорошее, а оно ее. Но еще не ругались, принюхиваются.
— Мля, — в сердцах выругался Далин. — Антоша, дуй в грузовой отсек, там есть большой огнетушитель, на колесиках. Сюда тащи, да поживее.
Парень кинулся исполнять приказ, осторожно просквозив мимо покрасневшего тигля, а Лариска внимательно посмотрела мне в лицо, но я в этот раз совсем ее не понял. Мерзкая тень, которую я теперь ощущал совершенно явственно, мигом почувствовала отвлечение внимание и попыталась надавить. Причем не на саламандру, а на меня. Я охнул и отступил на шаг назад, опершись спиной на стену. И вот тут моментом разъяренная Лариска выдала.
Мне и раньше приходилось слышать переходящий в ультразвук визг рассерженной саламандры, но ничего подобного я доселе не испытывал. Было громко — да, было страшно — да, болели уши и ныли зубы — тоже да, но не больше. Сейчас же Лариска издала такой свист, какой мог бы издать самый злобный атаман самой злобной шайки разбойников перед нападением на жирный караван.
Так свистят, призывая убивать и не давать пощады никому. Властный, жестокий, не терпящий и не принимающий возражений свист рвал и ломал чужеродную волю так же, как пуля рвет и ломает живую плоть. Лариска не ругалась, он прямо говорила — вот я тебя сейчас буду убивать, и была полностью уверена в превосходстве своей силы.
Я обессиленно съехал на пол, радостно улыбаясь и ощущая, как черная мерзость за дверью в смертельном ужасе заметалась, а потом и вовсе исчезла без следа, по-видимому спрятавшись в своем ящике-обиталище. Далин согнулся, выпустив огнетушитель и прижал руки к ушам, изрядно ошалев от происходящего. Бежавший по коридору Антоша навернулся от неожиданности, опрокинув на себя тележку с красными баллонами, и лишь только чрезвычайно воодушевившийся Кирюшка в боевом запале выскочил перед Лариской. Он победно тряс кулачонками, пинался и плевался в закрытую дверь, изредка оглядываясь на нас, как бы приглашая присоединиться.
Я опять почувствовал не себе какую-то скверну, особенно в левой израненной руке. Крутил-то я болты не щадя собственной плоти, практически костями. Лариска обернулась, оценивающе смерила меня внимательным обеспокоенным взглядом, и вдруг прыгнула мне на руки. Затрещала обугливающаяся повязка, запахло запахом горелой плоти, а я сидел и улыбался как дурак, с облегчением ощущая, как под напором жестокого жара исчезает из меня вся пакость, что успела набраться. Две-три секунды посидела у меня на руках Лариска, а потом метнулась обратно в тигель и внимательно уставилась мне в глаза. Я благодарно ей улыбнулся и тут же сомлел, как кисейная барышня. Слишком уж много событий за одну ночь даже для тридцатилетнего мужика. Успел только перед отъездом в беспамятство заметить, как Далин направил мне на горящую повязку струю пены из огнетушителя, и все.