Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек
Шрифт:
– Многообразие всего живого и его постоянное совершенствование были бы невозможны без изменчивости, – нараспев, громко говорила биологичка, пытаясь донести свою мысль не только до одиннадцатиклассников, но и до вороньих гнезд на верхушках берез. – Мы уже знаем, что связана эта изменчивость с тем, что генотип последовательно реализуется в фенотип в ходе индивидуального развития организма и в определенных условиях среды обитания…
С утра спортзал оказался закрыт. Макс стоял, подпирая плечом березу, на руке его висела безжизненная сумка, сейчас больше похожая на грязно-зеленого
– Так, давайте посмотрим, какие примеры приспосабливаемости мы можем найти в нашем парке!
Учительница, внезапно уподобившись волшебнице, взмахнула руками и ринулась к ближайшей осине. Девчонки рванули следом. Ватикан держался на расстоянии. Черное пятно пиджаков заметно выделялось среди блеклой действительности. Тихон был в сером. Упрямый попался.
– Я понял, у вас что-то типа секты.
Соня осторожно подняла глаза. Интересно, кто его родители. Такое спокойное уверенное лицо.
– Где секта? – Хотелось сказать что-нибудь резкое, даже грубое.
– Эксперимент такой, да? По зомбированию? Фильм был немецкий, «Волна». Там учитель создал с детьми группу нацистского толка.
– Нет никакого эксперимента! – Соня отошла за березу. – Что привязался?
– Вы ходите вместе. Вместе все решаете. Точно – секта!
Тихон выглянул из-за шершавого ствола. И даже ладонью его погладил, словно дерево ему было родным.
– Отстань, а? – Соня крепче обнялась с планшетом: доклад, надо читать, надо готовиться. – Мы живем как нам удобно. Тебе – неудобно, вот и не живи!
– Но ведь этот парень все за вас решает. Он говорит, а вы поддакиваете, как слоны.
– При чем здесь слоны?
Не хотела отвечать. Вообще говорить с ним не собиралась, но Гладкий как-то ухитрялся делать так, что отмолчаться не получалось.
– Я рад, что с первым утверждением ты согласна. Вы его рабы!
Соня всего на мгновение подняла на Тихона глаза, пытаясь понять, что он вообще говорит.
– Неокрепшие детские умы любят подчиняться.
– А не пошел бы…
– Тихон! Ты бы лучше вместо того, чтобы к девушке приставать, меня послушал, – напомнила о своем существовании биологичка. – Ты же ничего не запомнил.
– Ну почему же? – выступил из-за деревьев Гладкий. – Самый распространенный пример, который можно встретить в учебниках и научных докладах, – это примула, которая в обычных условиях имеет красные цветки. Но если ее перенести в оранжерею и содержать при высокой температуре, градусов тридцать – тридцать пять, и высокой влажности, то через некоторое время все цветки станут белыми. Если растение вернуть в обычные условия, то распустившиеся цветки снова приобретут красный цвет. Наши деревья темнеют из-за плохой экологии. Воздух грязнее – стволы темнее. И не только деревья…
Он развернулся к слушателям. Ага! На Ватикан намекает. А вот это он зря…
Ответом ему было гробовое молчание. Гладкий снова посмотрел на Соню. С плеча Макса свалилась сумка и чем-то там подозрительно
– Фил! – остановила Кудрю Соня. – Я вчера была у Падалкина…
– Я знаю. – Лучший друг Димочки довольно улыбался.
– Ну, так он просил тебе передать. Для газеты. – Она достала из сумки флешку.
– Передумал? – В вопросе лукавство, во взгляде – ехидство.
– Да, – соврала Соня.
Фил глянул на бледную тень, бродящую за спиной Томочки.
– А ты теперь с ним?
Этого уже Соня не выдержала. Сунула планшет в сумку и отправилась в школу. Может быть, в столовой ей удастся спрятаться и от замечаний Гладкого, и от повышенной наблюдательности Кудри, и от заданий Тырина?
– Перезащиту можно? – Соня подняла руку сразу, как только историк вошел в класс.
– Но у вас сегодня еще как минимум один доклад и новая тема.
– Хотелось бы исправить оценку, – упрямилась Соня.
– Тогда бери в оппонента новенького. – Учитель сел за стол.
– У нас темы разные.
– Ничего, я попробую, – стал выбираться из-за парты Тихон.
– У меня есть оппонент, – чувствуя, что зря ввязалась в эту игру, бестолково гнула свое Соня.
– Два оппонента лучше, чем один. Что у тебя? – Историк сиял. Давно на уроках истории не было такой активности. В физматлицее нажимали на точные науки.
– Общественные движения.
– Чудесно, а у Гладкого… – глянул историк на свой стол, куда новенький успел положить доклад, – «Изменение системы ценностей и утверждение новых форм общественного устройства». Вы почти совпадаете. Падалкин, ты не против сотрудничества?
Димочка улыбался. Он был не против.
– Отлично! Тогда начинайте.
Соня взяла в руки планшетник, коснулась его пальцами, заставляя ожить.
– К началу двадцатого века в России сложились три политических группировки. Первые – консерваторы, как их в России называли, «охранители», которые стояли на страже устоев самодержавия; либералы, сторонники западного пути развития, и радикалы – те, кто считал, что к идеальному устройству в России, к социализму, можно прийти только через революцию. Социальной базой для либералов были люди умственного труда. Порой слово «либерал» употреблялось как синоним слова «интеллигент». В основном либералы выступали в земствах, где они обсуждали и принимали свои программы, составляли обращения к властям, настаивали на созыве Учредительного собрания и учреждении Конституции. Но в целом про них можно сказать: «Много слов, мало дела…»
– Слово! – подпрыгнул наученный Димочка. – А как же либеральная весна тысяча девятьсот четвертого года?
Соня коснулась планшетника, прогоняя текст вперед. Где-то у нее тут было про назначение нового министра внутренних дел…
Найти не успела. Все еще стоящий около своей парты Гладкий заговорил:
– Но ведь земства были учреждены указом Александра Второго. Поэтому мы не можем начинать картину политических партий в России, говоря, что это больше присуще началу двадцатого века. Такая картина сложилась уже к середине девятнадцатого века.