Самый-самый

Климов Артем

– Так вот, я прошу не участвовать этих людей в голосовании и опустить руки.

Ну да, руки опустили. Пару десятков человек. И то, бурча и приговаривая, что им просто надоел этот цирк, а на самом деле они себя к таковым не причисляют. Это я услышал от ближайшего ко мне персонажа. Думаю, остальные оправдываются тем же.

– Вот чёрт. – Я слегка наигранно хлопнул себя по лбу. – Простите меня ещё раз. Я сегодня рассеянный какой-то. Только сейчас понял, что если человек – мразь, то он и не подумает добровольно опускать руку. Ему ведь все равно, одним грешком больше, одним меньше. Я лучше сам отниму у них возможность голосовать.

Я поднял руку в жесте с перекрещенными

пальцами, готовыми сделать щелчок, ещё раз оглянул всех и щелкнул, активировав своё улучшение.

Кто-то в панике пытался покинуть помещение, но, только выйдя за дверь, был автоматически телепортирован обратно. Да, такой вариант я предусмотрел. На полу валялись четыре сотни рук, вперемешку с самыми чувствительными представителями человечества, которые не выдержали и потеряли сознание, хотя таких было и не очень много. Но без одной руки щеголяли почти все. Грустно.

– Зачем Вы так? – Сергей Анатольевич выглядел как их главарь, или как особо отмеченный. Он был без обеих рук, и выделялся на общем фоне. Я не заметил когда он подошёл к трибуне, и вместе со мной смотрел на то, что происходило в зале, и хмурил брови.

– Просто завидуешь, что ты теперь не уникальный. Теперь ты – такой как все. А если думаешь, что я просто веселюсь здесь, то это не так. Мне тоже неприятно это.

– Зачем тогда было лишать всех рук? Чтобы не смогли голосовать? Жестоко!

– Ты не понял? Это всего лишь древний славянский обычай. Иван Грозный, Алексей Михайлович, Пётр I – рубали руки, ноги, пальцы, уши всем ворам и разбойникам. Я же сделал это более гуманно, без боли и крови. Просто немножко унижений и неудобства. Просто отличительный знак, что это вор и мразь. Пусть люди видят и знают.

– Как же так? Не могут же все здесь собравшиеся быть ворами.

– Не все. Посмотри внимательно. Вон там, и там. Есть несколько человек которые не лишились своих рук. Вернее, руки.

Он посмотрел в ту сторону, куда я показывал ему, и удовлетворённо хмыкнул.

– Ещё есть вопросы? – Спросил я.

– Да. По какому критерию Вы выбирали, кто лишится руки, а кто нет? Если я украл ручку, когда был школьником, или жвачку в садике – я вор?

– Ого! Не знал, что ты твоя карьера началась со жвачки и ручки.

Он поморщился, как будто укусил дольку лимона.

– Сейчас отвечу на твой вопрос, не хочу только дважды повторять.

Я громко похлопал в ладоши, привлекая всеобщее внимание. Злые и испуганные взгляды начали обращаться в мою сторону.

– Задай вопрос ещё раз, чтобы все слышали. – Обратился я к своему собеседнику.

Он прокашлялся, и задал вопрос повторно.

– Рук лишились все воры и преступники. Мне жаль. Больше всего, мне жаль, что все здесь собравшиеся оказались «достойными» этого. Простая выборка. Кто украл больше бабушкиной пенсии за последний год или брал взятки, откаты за то же время и больше того же размера – лишились руки. Как видите, не такой уж сложный подбор.

– А если я не согласен? Может я не крал ничего! – Раздался смелый голос из толпы.

– Те, кто не согласен, что это была справедливо, может поднять вторую руку. Я сделаю ещё один выбор, по другим параметрам. У вас же ещё есть пару ног и рука. Можем ещё три раза попробовать.

Тишина.

– Раз мы всё решили, и больше нет желающих голосовать, значит, я остаюсь. А вам пора заняться работой. Ведь у вас сегодня рабочий день. Работа сама себя не сделает.

Я ещё раз оглядел всех собравшихся, улыбнулся мысли, пришедшей мне в голову, и направился на задний ряд. Там был человечек, который меня интересовал, и который сегодня не лишился своих рук.

«Однорукие

бандиты» – Народное название игровых автоматов, которые отбирали деньги у людей, сейчас как никогда подходило к собравшимся в Раде. Как в прямом, так и в переносном смысле.

– Евгений Иванович, могу присесть рядом с Вами? – Обратился я к солидному мужчине, который внимательно и спокойно наблюдал за мной.

Бывший учитель истории и директор школы. 35 лет проработал в своей школе и знал каждого ученика по имени. Он часто, почти каждое утро, стоял в дверях школы и здоровался с каждым учеником. И всех всегда называл только на «Вы». К нему в кабинет можно было прийти в любой момент. Пожаловаться на одноклассника, который обижает, или на учительницу, которая несправедливо занижает оценку или, не дай бог, кричит или обзывает учеников. Попросить помощи, если ты пропустил что-то по предмету или где-то что-то не понял. Он всегда выслушивал и давал мудрые советы. Он ввел в школе не очень необходимые для школы, но полезные в жизни предметы, такие как философия и психология. Он не собирал деньги на ремонт школы, на покраску, на новые шторы. Все школьные расходы были из бюджета, ходил и выбивал каждую копейку. И почему-то, средств хватало и на новую крышу, и на новый компьютерный класс, и на новые пластиковые окна, и на новую спортивную площадку. Жил он в старой двухкомнатной квартире, с женой и двумя сыновьями, а на работу добирался на автобусе, машины у него не было. Когда его «попросили» освободить место для молодых и перспективных, он сначала сопротивлялся, но высокие связи, просивших его, не дали ему выбора. Он даже не стал жаловаться своему старшему сыну, на тот момент тоже имевшему вес и нужные связи, так как считал это неправильным. Просто молча освободил своё место, посчитав, что здоровье и нервы в его возрасте нужно поберечь, и что он достаточно дал своей школе и ученикам. О чём постоянно и твердила его любимая жена.

После его ухода, бюджета в школе перестало хватать не только на ремонты, но даже на ленточки выпускникам, а родителям приходилось скидываться абсолютно на всё, даже на мыло и туалетную бумагу. А у нового директора появилась кличка «Режиссёр». При бюджете на ремонт в 10 тысяч, он умудрялся собирать 100 тысяч с родителей – шутили ученики.

Глядя на то, как его отец на пенсии грустит, не находит себе места, и скучает за школой, сын Евгения Ивановича, благодаря своим связям, устроил его к себе в Раду. Провели какие-то местные выборы, подсунули на подпись какие-то документы, договорились с нужными людьми. И вот уже несколько лет Евгений Иванович работает депутатом, хоть и не знает, как эта работа ему досталась, да и не хотел он её. Но сын, как и его мать, смогли опять же нажать на какие-то струны в душе бывшего директора школы, найти нужные доводы, о большей пользе, об ответственности перед страной, и о том, что такие люди нужны стране.

Хоть машины у него по-прежнему нет, а он так же добирается до работы на автобусе, он не пропустил ни одного заседания, ни одного собрания. Он по-прежнему встречается с бывшими учениками, и его так же любят и приглашают на все встречи выпускников. Это, любящие дети и внуки, а ещё новая работа, которой он увлёкся, неожиданно для самого себя, дали Евгению Ивановичу новый стимул и смысл жизни. И хотя он не считал сына плохим человеком, но сейчас, смотря, как его Андрей щеголяет только с одной рукой, он жалел, что поддался тогда уговорам, и пошёл сюда работать, и пустил сюда работать своего сына. Он упустил тот момент, когда эта работа сделала из его честного и порядочного мальчика, жадного и воровитого хапугу.