Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной

Дюма-отец Александр

Выехав за город, кавалькада повернула направо вдоль крепостной стены Аврелиана, миновала ворота Сан Лоренцо, потом ворота Маджоре и добралась, наконец, до знаменитых ворот Сан Джованни, где королю за семнадцать дней до этого были так торжественно поднесены ключи от города.

— А теперь, государь, вот дорога, — сказал Макк. — Через час вы достигнете Альбано, а там уже будете вне опасности.

— Вы покидаете меня, генерал?

— Ваше величество, долг предписывал мне прежде всего

позаботиться о короле. Теперь мой долг — заботиться об армии.

— Хорошо. Желаю успеха. Но, как бы ни сложились обстоятельства, мне хотелось бы, чтобы вы помнили: я не желал войны, не я оторвал вас от дел — если таковые были у вас в Вене — и вызвал в Неаполь.

— Увы, это совершеннейшая правда, ваше величество, и я готов свидетельствовать, что все случилось по воле королевы. А теперь — да хранит вас Бог!

Макк поклонился королю и послал лошадь в галоп, направляясь обратно по той же дороге.

— А ты, — прошептал король, вонзая шпоры в бока лошади и гоня ее во весь опор в сторону Альбано, — а ты отправляйся ко всем чертям, идиот!

Как видите, со времени Государственного совета король не изменил мнения о своем главнокомандующем.

Несмотря на все старания десяти солдат, сопровождавших короля и герцога д’Асколи, им пришлось значительно отстать от знатных всадников, у которых лошади были гораздо лучше, не говоря уже о том, что король, охваченный страхом, не склонен был мешкать. К тому же надо заметить, что, сколь бы высокого мнения ни придерживался Фердинанд относительно своих подданных, он не считал этот эскорт достаточным, в случае если в пути встретится опасность. Когда король и его спутник достигли подъема к Альбано, десять солдат из охраны уже давно повернули обратно.

Всю дорогу королем владел панический страх. Нигде в мире не найти местности, которая, особенно по ночам, принимала бы такой фантастический облик, какой принимает римская равнина с ее разрушенными акведуками, что кажутся вереницами гигантов, шествующих в потемках; с ее надгробиями, вдруг выступающими то слева, то справа от дороги; с ее таинственными звуками, похожими на стоны обитающих здесь призраков. Фердинанд поминутно приближался к герцогу и, подобрав поводья своей лошади, словно готовя ее к прыжку через ров, спрашивал:

— Ты видишь, д’Асколи?.. Слышишь, д’Асколи?..

Но д’Асколи, более храбрый, а потому не столь взволнованный, смотрел и, прислушиваясь и качая головой, отвечал:

— Ничего не вижу, государь, ничего не слышу, государь.

Тогда Фердинанд с обычным своим цинизмом добавлял:

— Я говорил Макку, что не уверен в своей отваге; ну, а теперь я уже не сомневаюсь: я отнюдь не храбр.

Так они доехали до Альбано; на это потребовалось меньше часа. Было около полуночи.

Все ворота были заперты, в том числе и ворота почтовой конторы.

Герцог д’Асколи узнал контору по вывеске на воротах; он спешился и стал громко стучаться.

Почтмейстер, мирно спавший уже больше трех часов, явился, как обычно бывает в таких случаях, не в духе, но д’Асколи произнес магические слова, отворяющие все запоры:

— Не беспокойтесь, вам хорошо заплатят.

Лицо почтмейстера сразу же засияло.

— Что прикажете подать вашим превосходительствам? — спросил он.

— Карету, трех почтовых лошадей и возницу, — такого, чтобы вез нас поживее, — сказал король.

— Через четверть часа все это будет к услугам ваших превосходительств.

Стал накрапывать дождик; почтмейстер предложил:

— Не угодно ли господам в ожидании пройти ко мне в комнату?

— Конечно, конечно, — ответил король. — Комнату, поскорее комнату!

— Как поступить с лошадьми ваших превосходительств?

— Поставь их в конюшню. За ними приедут от моего имени, от имени герцога д’Асколи, понял?

— Понял, ваше превосходительство.

Герцог д’Асколи взглянул на короля.

— Я знаю, что говорю, — промолвил Фердинанд. — Пойдемте, нечего терять время.

Хозяин отвел их в комнату, зажег две свечи.

— Но у меня имеется только кабриолет, — сказал он.

— Кабриолет так кабриолет, был бы прочный.

— Отличный кабриолет, на нем хоть до самой преисподней доедете.

— А мне только на полдороги до преисподней, так что и этот сойдет.

— Значит, ваши превосходительства покупают у меня кабриолет?

— Нет, они оставляют тебе, дурак, пару лошадей, а цена им полторы тысячи дукатов.

— Значит, лошади остаются мне?

— Если их у тебя не потребуют. Если же потребуют — тебе заплатят за кабриолет. Но действуй попроворнее.

— Сию минуту, ваше превосходительство.

Тут почтмейстер, увидел короля без плаща, всего в орденах, попятился от изумления, кланяясь ему до земли.

— Ну вот, теперь все будет исполнено немедленно, ордена вашего величества произвели должное впечатление, — сказал герцог.

— Ты думаешь, д’Асколи?

— Сами видели, ваше величество, еще немного — и человек побежал бы на четвереньках.

— А знаешь, дорогой мой д’Асколи, что тебе предстоит сделать? — произнес король самым ласковым голосом.

— Мне, государь?

— Да нет, ты, пожалуй, не захочешь.

— Государь, — серьезно возразил д’Асколи, — я захочу всего, чего захочет ваше величество.

— Да, знаю, ты мне предан; знаю, ты мой единственный друг, и только у тебя я могу просить такой услуги.