Санаторий «Седьмое небо»
Шрифт:
– Чего тебе, батя, не сидится дома на теплом диване в такую погоду? – крикнул Лев. Перекричать рев моря было не так-то просто, и, хотя дед был уже рядом, но все равно не расслышал и переспросил, повернувшись ко Льву ухом с приставленной ребром ладонью.
– Меня, что ли, проведать решил? – снова выкрикнул Лев, глядя на деда снизу вверх. Он бы встал, да опасался, что ноги, задеревеневшие от долгого сидения, подведут и не удержат его тело.
– Ага, – тоже крича, ответил дед, роясь в кармане куртки. – Тут вот это… Передать просили, – он извлек мятый листок бумаги и протянул его Льву. Лист затрепетал, тут же схваченный ветром, намерившимся вырвать его из стариковской руки. – Письмо, что ли, какое-то.
Лев вцепился в бьющийся пойманной птицей листок, расправил и поднес
Дразнить его «Лекой-лежебокой» Рая начала в отместку на Раюшку-попрыгушку, – прозвище, придуманное Львом за то, что дочь часами скакала по квартире, пытаясь исполнить балетные трюки, называемые ей «па де бак» и «антраша», и при этом тяжело топала. «Я не попрыгушка, я балерина! – сердито кричала она в ответ на казавшееся ей обидным прозвище. – А ты… ты тогда Лека-лежебока! Вот! Только и делаешь, что лежишь на диване!» Лев возразил ей, что Лека не может иметь к его имени никакого отношения, слишком уж исковерканное, но Рая с тех пор только Лекой его и звала.
Лев прижал к коленям пляшущий в руках лист и жадно вперился в него. Буквы понемногу успокаивались, возвращаясь на свои места, и вскоре можно было читать дальше. Весь окружающий мир мгновенно перестал существовать, пока Лев пожирал глазами слово за словом в надежде, что истина вот-вот откроется: похоже, дочь нашла способ сообщить, где находится! Наверняка она похищена, и, раз выкуп до сих пор не потребовали (Лев установил на смартфоне самую большую громкость звонка и часто проверял список входящих вызовов, но последний, недельной давности, был от Нади), значит цель похищения – не деньги, и думать об этом было страшно.
Однако, кое-как осилив небольшой текст, Лев разочарованно замотал головой и прикусил нижнюю губу, сдерживая подступившее рыдание – в письме не было никакой информации! Лишь бессмысленный набор цифр и слов, похожий на нескладную считалочку. Ничего – совсем ничего! – о том, где сейчас его дочь, цела ли и как ее вернуть!
Текст был следующего содержания:
«Привет, Лека-лежебока!
1,2,5 – люблю танцевать.
4,6 – талант есть.
1,4 – мой танец лучший в мире.
15, 7, 5, 21 – я лучшая из балерин.
Зря я плакала. Помнишь, Лека-лежебока?
Рая».
Ни единой зацепки! Ноль информации! Наверное, Раю накачали какими-то сильнодействующими препаратами, и она написала это в неадекватном состоянии. Боже, ужас! Хотя не так уж все и плохо… теперь он знает главное: дочь жива! Лев почувствовал, как жизнь стремительно возвращается в его одеревеневшее тело, врывается бурным водопадом, толкает бежать на поиски со всех ног – хоть на край света. Вот только еще знать бы, где этот край… И вдруг догадка озаряет мозг яркой вспышкой – это знает тот, кто передал письмо! Ведь он получил его от Раи!
Деда-уборщика рядом уже не было. Его удаляющаяся фигура маячила вдали. Льву казалось, что прошла секунда с того момента, как он взял письмо из его рук, и вот, того и гляди, дед скроется в туннеле подземного перехода под железнодорожными путями. Лев сунул драгоценный клочок бумаги в карман спортивной куртки, вскочил и помчался следом на нетвердых подкашивающихся ногах, спотыкаясь и едва не падая. Чудом не разбился, растянувшись на ступенях лестницы, ведущей наверх, на набережную, оцарапав колени и ладони. «Де-ед, сто-о-ой!» – заорал он хрипло. Крик прозвучал карканьем обезумевшего ворона. Дед обернулся, на лице его отразился испуг, и тот припустил бегом, неуклюже переваливаясь с боку на бог и шаркая ногами. Лев догнал его в подземном переходе, схватил за плечи и с размаху впечатал в стену, обложенную кафелем.
– Кто? Кто дал тебе… письмо?! – бешеным зверем прорычал Лев, с силой встряхивая старческое тело, будто от этого ответы могли сами вывалиться из него.
– Что? Не знаю, – тот растерянно захлопал
– Кого «ее»?! – взревел Лев, вспугнув пожилую пару, вывернувшую из-за поворота. Те мгновенно исчезли, повернув обратно.
– Барышня какая-то попросила. Да отпусти, не убегу! – Дед спихнул с плеч удерживающие его руки Льва.
– Как выглядела? – спросил тот, немного успокоившись и отстраняясь, но лишь на полшага.
– Как, как… Не знаю. Молодая, красивая.
– Ну, а ты ее раньше здесь видел?! – допытывался Лев.
– Поди всех упомни-то. За сезон столько народу перебывает… Может, и видел, но знаком не был. А что там, в письме-то? Что так взбесился-то? Неделю сидел ни живой, ни мертвый, а тут, глянь, озверел! Страху-то нагнал! Я уж думал, убивать меня бежишь! – Дед потирал намятые плечи. – Аж в спине хрустнуло что-то, как швырнул-то меня об стену! – Испуг в его взгляде сменился укоризной.
– Прости, батя. Сам не свой, не думаю, что творю. От дочки письмо, только ни черта не понятно. Зачем она это написала? Загадка, – произнес Лев виновато, и вдруг последнее сказанное им слово натолкнуло его на мысль: что, если в тексте кроется что-то еще? Наверняка Рая не могла написать все открыто, иначе письмо бы не передали. Точно! Какой же он дурак! А Раюшка – умница, наверное, придумала способ, как обхитрить похитителей. Надо лишь напрячь как следует мозги… Лев хотел уже достать письмо и тут же заняться разгадыванием ребуса, но вспомнил, что дед все еще стоит перед ним, не имея возможности уйти: он нависал над стариком, как коршун над жертвой.
– Дед, ты это… иди, наверное. Не держи зла, ладно? – Лев отошел, освобождая путь.
– Да какое там зло! – тот сочувственно покивал. – Такое стряслось! Дите пропало, это ж… Любой разум потеряет. Так жива, значит, дочка-то? – Он с любопытством покосился на листок, уже извлеченный Львом из кармана.
– Жива! – Лев поднял голову и просиял улыбкой – впервые за последнюю неделю. – Я скоро ее найду!
– Поди в полицию надо сообщить, – произнес дед неуверенно.
– В полицию? – Лев тут же представил бесконечные вопросы следователей, заполнение бумаг, изучение экспертами письма: все это могло занять много времени тогда, как важна была каждая минута. – Некогда мне с ними. Сам управлюсь.
– Ну, как знаешь… – Старик похлопал Льва по плечу. – Удачи тебе. – Повернувшись, чтобы уйти, дед вдруг обернулся и сказал: – Вспомнил я… У барышни той на руке ангелочек был!
– Что? – Лев вскинул голову и уставился на деда. – Какой еще ангелочек?
– Татуировка вроде, – тот показал на тыльную сторону своей левой руки. – Вот здесь был ангелок. Маленький такой. Черный.
Память тотчас выдала Льву картину: тот самый страшный день на пляже, Рая о чем-то щебечет с рыжухой, а он смотрит на вытянувшуюся перед ним загорелую нимфу. Девушка лежит на животе, уткнувшись подбородком в скрещенные руки, кисть левой расположена на локте правой. Лев тогда не обратил внимания на тату, потому что у девушки были более интересные части тела, на которые ему нравилось смотреть. Но все-таки он заметил его – миниатюрный ангелочек, выбитый на нежной бронзовой коже под большим и указательным пальцами. Теперь Лев отчетливо вспомнил татуировку в мельчайших деталях. Его встряхнуло от осознания того, что пляжная нимфа замешана в исчезновении его дочери. Так вот почему эта красотка трещала без умолку, не давая ему возможности даже обернуться к Рае! Отвлекающий маневр! Но ведь он сам выбрал место возле той девушки! Если похищение было спланировано заранее, откуда ей было знать, что он с дочерью расположится рядом? Это могло означать то, что похитить планировалось не именно Раю, а любого ребенка, который бы оказался поблизости. Расчет был прост: люди, разморенные на солнце, обычно становятся беспечны на пляже и не так зорко следят за своими детьми. Похитители прекрасно это знали. И как ловко придумано: взять в прокат катамаран, а потом бросить его в море – будто утонули! И у полиции никаких хлопот! Ведь каждый сезон не обходится без утонувших. Ну, а то, что тела не нашли – так где ж их найдешь, море-то вон какое огромное, тело в нем, что камушек с галечного пляжа. Не всех ведь находят. Бывает.