Санаторий смерти
Шрифт:
– Ты что, ошалел? Чего вопишь, будто тебя режут?
– Прости, папа. Это я со сна. Еще не проснулся.
– Я и не хотел тебя разбудить. Ты думаешь, если ты спросонья, у тебя есть основания так орать на людей?
– Мне, наверное, приснился кошмар, пап.
– И вообще, что с тобой происходит? Почему ты не разделся по-человечески и не лег в постель? И такой нервный…
– Велье засиделся допоздна. А потом я еще решил дописать пару строк и прилег подумать. И заснул, видимо.
Инспектор, наконец, выудил
– Словом, Эллери, ты мог бы завести себе привычки получше, – сказал он, покачав головой, и отряхнул с помазка пепел.
– Прости, папа. Погоди-ка, – Эллери, заметив, что отец снова делает попытку войти в спальню, бросился к нему и взял под руку.
– Что тебе еще нужно?
– Скажи, который час?
– Без пяти восемь. Я проспал.
– Ты уже знаешь результаты вскрытия?
– Конечно, нет. Отпусти меня.
– Ты не откажешь мне в одной просьбе? – Эллери не отпускал руку отца и потихоньку уводил его от двери.
– Не откажу, если смогу.
– Позвони мне сразу же, когда будет готово заключение. Меня очень интересует это дело.
– Договорились. Позвоню. Но пусти же меня, наконец. Что ты в меня вцепился?
– Тебе что-то надо, пап?
– Да. Я…
Взгляд инспектора упал на кружки и кувшин.
– Это что, вы столько выпили вчера?
– Да. Я уже думал, что Велье останется здесь навеки.
– Тогда лучше ложись и поспи еще немного. Я только хотел позаимствовать у тебя лезвие для бритвы.
Инспектор внезапным движением освободился из объятий Эллери и оказался у двери, – не успел тот и глазом моргнуть. Оцепенев от ужаса, Эллери наблюдал, как отец входит в спальню. Он даже застонал, опустился на кушетку и схватился за голову. Вот сейчас бомба взорвется… Вот сейчас… Он ждал первого удивленного возгласа отца. Тот, конечно, почувствует себя оскорбленным. Возмутится. А потом грянет настоящая буря. Он обвинит сына в гнусном предательстве, в сговоре с преступницей и даже в соучастии в убийстве. Какой скандал… Сын инспектора Квина…
Эллери услышал, как открылась дверь в ванную позади его спальни, и почти тут же закрылась снова. Инспектор, держа в руке лезвие в синей обертке, снова вышел в кабинет. Эллери, раскрыв рот от удивления, взирал, как отец направляется к себе.
– Полежи еще немного, Эллери, – посоветовал ему отец, остановившись в дверях. – У тебя просто ошалелый вид. Ты явно недоспал.
Не успел отец выйти в коридор, как Эллери бросился в спальню. Никки нигде нет. Кровать заправлена. Все в безупречном порядке. Он распахнул двери стенного шкафа. Никого. Он остановился у кровати, лихорадочно размышляя.
Конечно, она сбежала ночью. Решила сделать его козлом отпущения. Велье был прав. Каким дураком он оказался!
– Пет!
Эллери за что-то зацепился и поглядел вниз.
– Пет!
Маленькая рука с ярко-красными наманикюренными
– Все в порядке? – шепнула Никки. Он поспешил закрыть дверь в спальню.
– Да.
Никки вылезла из-под кровати. Она надела его белую шелковую пижаму, в которой спокойно могли поместиться по меньшей мере две девушки ее размеров. Эллери засмеялся.
– Что тут смешного? – спросила она, выволакивая из-под кровати свой чемодан.
– Поглядите в зеркало – поймете.
– Поглядите-ка лучше сами. Вы что, бросили бриться? Настоящий кактус.
– Советую вам переодеться, – сказал он. – Я дам знать, когда отец уйдет из дому.
Выйдя в коридор, Эллери к удивлению своему услыхал в гостиной голос доктора Праути.
– Ха! Ну я просто не мог отказать себе в удовольствии лично сообщить вам эту новость и поглядеть на выражение вашего лица. Я специально приехал.
В гостиной Эллери застал не только полицейского врача, но и сержанта Велье. Велье, пребывая в некотором смущении, поглядывал на шефа, который стоял перед ним в нижней рубахе и брюках со свисающими подтяжками. Физиономия Праути, наоборот, выражала что угодно, только не смущение. Казалось, он в первый раз в жизни веселился от всей души, хохоча во все горло и закидывая при этом голову.
– Ха! Ха!Ха!
– Прекратите ваши глупые смешки, – сказал инспектор раздраженно, – и расскажите мне толком, что показало вскрытие.
– Инспектор! – с трудом перевел дыхание Праути. – Вы не будете иметь ничего против, если я буду называть вас инспектором, инспектор? Или будете? Итак, инспектор, я специально приехал сюда, чтобы сообщить вам эту новость лично. Значит, на вилле у Браунов отравился осел, да? Это, случайно, были не вы? А?
Инспектор повернулся к сержанту.
– Он что, пьян?
У Велье был такой вид, будто он вот-вот разрыдается.
– Нет, сэр. Неприятная история, сэр.
– Послушайте, инспектор Квин, – продолжал Праути. – Я сегодня встал в шесть утра, проклиная все на свете. Я потащился в морг. Я натянул халат, резиновые перчатки и велел своим людям везти каталку с трупом. Они привезли ее, покрытую простыней. Каталка всю ночь простояла в холодильнике. Я снимаю простыню, и что же вижу, инспектор? Что открывается моему пораженному взору?
Праути сделал эффектную паузу.
– Ну, короче, что же вы там увидели? Говорите же!
– Статую! Гипсовую статую! Ха! Ха! Ха!
– Секундочку, – перебил его инспектор Квин. – Я что-то ничего не пойму из того, что он тут говорит.
– Дик, друг мой, как вас провели! Велье говорит, что это гипсовая статуя Брауна, которая стояла в нише у его кабинета.
Инспектор Квин повернулся к сержанту.
– Это правда? – спросил он спокойно.
Велье побледнел как мел, откашлялся и сказал: