Сандаловое дерево
Шрифт:
Глава 26
Билли вопил как демон, пока я смазывала его локти меркурохромом.
— Хочу Спайка!
Он сбросил бутылочку с раковины, и рыжевато-красная жидкость покрыла брызгами белый кафель. Я протерла пол шваброй, но настойка уже впиталась в цементный раствор — еще один боевой шрам в этом старом доме. Я понимала, что теперь придется заплатить домовладельцу за ущерб, и невольно подумала о деньгах, потраченных на духи, о скорой арендной плате. Слишком много навалилось, слишком много.
Дома я поставила разогреваться
— Не хочу пижаму!
— Ты не можешь лечь в уличной одежде.
— Не хочу пижаму!
— Твоя одежда перепачкалась.
— Не хочу пижаму!
— Ты не можешь спать в грязной одежде.
— Не хочу пижаму!
Я с трудом натянула на него пижаму, спрашивая себя: и зачем только я его принуждаю? Ну поспит он в грязной одежде — от этого не умирают. И я не умру, если позволю ему это. Однако я зашла слишком далеко по дороге материнского упрямства и должна была надеть на него эту чертову пижаму, иначе он решит, что такой прием срабатывает. Билли отбивался и визжал, и мне, к величайшему моему ужасу, пришлось шлепнуть его. Никогда прежде я его не била, даже в мыслях этого не допускала. Я обхватила его за плечи и закричала:
— Билли, бога ради, перестань плакать! Хватит!
Глаза у него расширились. Никогда прежде я не повышала на него голос. Он даже дышать перестал, и я тут же бросилась обнимать его.
— Ладно, — произнес он едва слышно. — Я больше не буду плакать.
— Прости, малыш. Мне не следовало кричать на тебя.
Он сел на кровати и обхватил меня руками. Я почувствовала, как его маленькое тельце сотрясают приглушенные рыдания. Нежно уложила его в постель, он натянул на себя одеяло и свернулся под ним комочком.
Я видела, как дрожит этот комочек, но из-под одеяла не доносилось ни звука.
— Я люблю тебя, Билли, — сказала я, но слова прозвучали неубедительно даже для меня самой.
— Я не плачу, — донесся сдавленный голос.
Я села на край кровати и погладила выпуклость, что была его головой. Мало-помалу безмолвные конвульсии утихли, а когда он совсем замер, я отвернула уголок одеяла и увидела, что опухшие веки сомкнулись. Еще один безмолвный всхлип сотряс тело Билли, и мое сердце едва не выпрыгнуло.
Я убрала приготовленный Хабибом карри в холодильник и заварила чай. Пока я сидела за столом, уставившись на яркие желтые занавески, он уже остыл. Вылив холодный чай в раковину, я вернулась в комнату Билли. Он снова натянул на голову одеяло, но по крайней мере спал.
В ванной я стащила с себя грязную, пропотевшую одежду. Мне не хотелось ждать, пока наполнится большая ванна, поэтому я обтерлась губкой, как следует намылившись и смыв с себя грязь этого ужасного
Налила себе вина, сняла с полки книгу и села в стоящее напротив входной двери кресло. Я даже не взглянула на книгу, когда брала ее, — просто хотела чем-то занять себя в ожидании Мартина. Это оказались стихи Руми; раскрыв наугад, я прочла две строчки:
Ты не можешь напиться темной влагой земли? Но разве можешь ты пить из другого фонтана?Почему все в Индии столь непонятное? Я прочла еще раз, потом еще, но так и не смогла сосредоточиться. Я перечитывала эти две строчки снова и снова, но не в силах была постичь смысл даже отдельных слов. Однако читала их опять и опять.
А не поступает ли Мартин так же со своим «Преступлением и наказанием» — читает слова, не понимая их смысла, думая о чем-то совершенно ином? Быть может, Достоевский для него — лишь способ заполнить время, пока он не сможет лечь и умереть? Так я и сидела, с книгой на коленях, ничего не понимая.
Примерно в половине одиннадцатого дверь открылась и через порог, пошатываясь, шагнул Мартин. Я закрыла книгу и встала.
— Позволь мне все объяснить… — начала я осторожно и замолчала.
Мартин запнулся о коврик, едва не упал и ухватился за дверной косяк. От его бессмысленной улыбки внутри у меня все сжалось. Я ожидала, что он выпьет кружку-другую пива, но никак не думала, что так напьется. Столь пьяным я никогда мужа не видела, и зрелище было отвратительно. А ведь день выдался ужасным для всех нас, не только для него. Я шагнула к нему. Мартин покачнулся, снова попытался ухватиться за что-нибудь, но промахнулся.
— Ты пьян! — выплюнула я.
— О да, — пробормотал он.
От него разило араком, и я знала, что пил он не в клубе, а в местном квартале.
Ты не можешь напиться темной влагой земли? Но разве можешь ты пить из другого фонтана?
— Где ты был? — услышала я свой голос, резкий, настойчивый.
— Не начинай, — сказал он.
— Ты был нам нужен.
— Да? — Он уставился на меня мутными глазами. Губы искривились в пьяной ухмылке. — Я был нужен, когда украли Спайка. И когда Билли закатил истерику. Но тебе, — он ткнул пальцем мне прямо в лицо, — тебе я не нужен!
Я оттолкнула его палец.
— Я не собираюсь разговаривать, когда ты в таком состоянии.
— И не надо.
— Ты должен был остаться. Ты же знаешь, что значил для него Спайк. Ты же все видел.
— Да, я все видел. Но не я потащил его в деревню.
— Мама? Пап? — раздался голос Билли. Он стоял у меня за спиной, тер глаза. — Вы ругаетесь из-за Спайка?
— О господи… — Мартин привалился к двери, обеими руками вцепившись в косяк.
— А что с папой?
— Милый. — Я подошла к Билли и подхватила на руки.