Сандро из Чегема (Книга 2)
Шрифт:
– А-а-а, – говорит, – пришел в сознание. Я вообще не собираюсь делать наркоз, потому что пуля близко под кожей.
– Тогда, – говорю, – давайте.
Одним словом, пулю вытащили, сделали перевязку и отправляют в палату. Опять делаю вид, что потерял сознание, если купленные врачи надеются, что я умру, пусть надеются.
Привозят меня и кладут в отдельную палатку. Ага, думаю, почему это меня как министра кладут в отдельную палатку? Значит, думаю, что-то хотят сделать, когда я усну. Без свидетелей. Продолжаю притворяться.
Через
– Девушка, – говорю ей тихо, – мне уже туда сунули пистолет. Может, хватит?
– Ах, извините, – говорит девушка, – я ошиблась подмышкой.
– Ничего, – говорю, – девушка, только сначала поставьте этот градусник себе.
– Зачем? – говорит и смотрит на меня как будто чистыми глазами. Но я тоже не виноват, потому что не могу понять: куплена она или не куплена?
– Потому что, – говорю, – милая девушка, если этот градусник взорвется у меня под мышкой, мои родственники тоже люди, и ваша молодая жизнь попадет под сокращение.
– Что вы, что вы, – говорит девушка, – я этот градусник хорошо знаю, я его вынула из своего ящика.
– Могли подсунуть, – говорю.
– Хорошо, – говорит, – я его поставлю себе.
– Поставьте, – говорю, – но учтите, если подорветесь, я не отвечаю.
И она ставит себе градусник, и мы потихоньку продолжаем разговаривать.
– Бедненький, бедненький, – говорит девушка, – что они с вами сделали, что вы стали такой подозрительный.
– Еще бы, – говорю, – девушка… Если к тебе подъезжает белая «Волга» без номера и оттуда выскакивают три человека и стреляют в тебя как в перепелку, а ты бежишь от них в руки милиции, и когда ты в руках милиции, к тебе подходит убийца, сует под мышку пистолет и, сказав издевательские слова: «Да замолчишь ты когда-нибудь или нет!» – стреляет в тебя, а милиция его не хватает, потому что он работник милиции, поневоле станешь подозрительным.
Так мы поговорили минут пятнадцать. Я нарочно не спешу, потому что думаю, если у них все плохо работает, взрывное устройство тоже может опоздать. Но уже понимаю, что девушка не куплена. Наверное, они решили: подумаешь, медсестра, зачем ее покупать!
Девушка меряет мне температуру и очень удивляется: тридцать шесть и шесть. Но я так и знал. И я ей говорю!
– Я вижу, вы чистая, честная девушка. Объясните мне, почему меня как министра положили в отдельной палате? Я хочу скромно лежать в общей палате.
– Ой, – говорит девушка, – у нас все палаты переполнены, люди даже в коридорах лежат.
– Тем более, – говорю, – за что мне такая честь? Я простой бармен, а не какой-нибудь там инструктор горкома или инспектор горторга.
– В этой палате, – отвечает мне девушка, – лежал один человек, но он два часа тому назад умер, и сюда никого не успели перевести.
Ага, думаю, девушка, сама
– А что, – говорю, – девушка, в этой маленькой палатке все умирают?
– Нет, – отвечает девушка, – изредка.
Изредка! Но изредка мне тоже не нравится.
– Знаете что, девушка, – говорю, – попросите дежурного врача, чтобы меня перевели в общую палату.
– Хорошо, – говорит девушка, – я попрошу, но навряд ли он разрешит. Сейчас три часа ночи – больных нельзя беспокоить.
Но я ее очень прошу и при этом даю ей свой домашний адрес записать, чтобы утром забежала к жене и все рассказала. Тем более если что-нибудь со мной случится.
– Ничего, – говорит девушка, – с вами не случится. У вас даже удивительный организм, чтобы после таких ран выдерживать нормальную температуру. Когда вас привезли, многие врачи считали, что вы умрете.
– Некоторые купленные в белых халатах все еще этого ждут, – говорю, – но с вашей помощью, сестричка, они этого не дождутся.
Она выходит, а я думаю: если дежурного врача уже купили, он, конечно, не разрешит перевести меня в общую палату. Зачем им свидетели?
Но все же гора с плеч упала, потому что я больше всего волнуюсь за похороны бабушки. Если дома не узнают, что со мной, на похороны никто не поедет. А если моя мать, жена, сестры, дети на похороны не поедут – это будет позор по нашим обычаям. Бабушку, конечно, похоронят и без нас, но это будет позор перед родственниками и односельчанами.
Девушка приходит и говорит, что не разрешил. Я так и знал. Ладно, думаю, теперь надо делать вид, что ничего не подозреваю.
– Хорошо, – говорю, – милая девушка. Только утром не забудьте забежать ко мне домой.
– Вы об этом не беспокойтесь, – говорит она, – я обязательно забегу. Я близко от вас живу.
– Тогда я засну, – говорю, – так и передайте: уснул.
– Спокойной ночи, – говорит девушка и уходит.
Какой спокойной ночи – сейчас главное не заснуть. И что же? Через полчаса слышу, дверь приоткрывается и входит в палату человек в белом. Тихо-тихо подходит к моей кровати и смотрит, смотрит, смотрит. Я замер и жду, а правая нога под одеялом – на изготовку. Чуть что – прием каратэ, и человек – инвалид первой группы. Все-таки десантник – кое-чему обучили.
Но вот, вижу, отходит от меня и возле окна садится на стул. Видно, решил – пусть как следует уснет, а потом укол или порошок – не знаю, как у них сейчас там принято. Вижу, через полчаса он опять повернулся ко мне и смотрит, смотрит, смотрит, а я совсем замер. И вдруг встает и прямо идет на меня. Нервы мои не выдержали, и я делаю вид, что внезапно проснулся.
– Стой! Кто идет? – кричу.
– Тише, тише, – говорит, – больных разбудите. Мне показалось, что вы перестали дышать.
– Нет, – говорю, – пока живой и с одним человеком справиться могу.