Сандро из Чегема (Книга 2)
Шрифт:
Так, мол, и так, говорю, надо срочно ехать в село Анхара. Кемал, как обычно, минут десять мыкал в трубку, а потом говорит:
– Не обижайся, дядя, но я сегодня не могу ехать.
– Чего это ты не можешь ехать?
Опять засопел. Вообще, чтобы с нашим Кемалом дело иметь, надо с буйволиными нервами родиться. На выхода нет, машина нужна.
– Мы, летчики, – наконец переходит он к словам, – верим в предчувствие. Да и погода плохая… Завтра поедем…
Завтра! Завтра уже поздно будет для моего дела.
– Твое предчувствие, – говорю, – это твоя лень, с которой я
Одним словом, заставил его приехать. Погода в самом деле плохая. Идет мокрый снег, но на земле не держится, тает. Сажусь, едем. Только выехали за город, он вдруг говорит:
– Предчувствие меня не обмануло.
Так говорит, как будто уже что-то случилось. Но дорога нормальная, и мы едем нормально. Я смотрю на него, а он, как обычно, молчит, вперед смотрит. И на голове его эта замусоленная беретка, которую я ненавижу. Сколько раз я ему объяснял, что беретка кавказскому мужчине вообще не идет. Беретка идет латышам. Эстонцам тоже идет. Нет, он за рулем всегда в беретке. И главное, никак не снашивается. Уже лет пятнадцать, как только сядет в машину, беретку надевает. Выходит – беретку в карман.
– Что означает твое предчувствие? – спрашиваю у него.
Минут пять молчит.
– Забыл, – говорит, – свою корреспондентскую книжку.
У него в самом деле есть такая книжка, как будто он внештатный корреспондент журнала «Советская милиция». Есть такой журнал в Москве. У него там товарищ работает, и тот подарил ему такую книжку. Если выпивший едет за рулем и милиция его останавливает, он им эту книжку сует, и они только честь отдают.
– Книжка твоя нам не нужна, – говорю, – я не собираюсь с тобой выпивать. Поговорю с человеком и назад.
– Погода, – морщится он, – и к тому же село абхазских эндурцев надо проезжать.
– Погода, – говорю, – нам не мешает, мы не верхом едем. А эндурцев оставь мне Я с ними уже восемьдесят лет имею дело. И дома у меня жена-эндурка, как больной зуб во рту, но, как видишь, я до сих пор жив.
Недоволен моими словами. Молчит и только на скорость нажимает.
– Спокойней, – говорю, – ты не в самолете… Все-таки мокрый снег идет.
Едем дальше. Уже доехали до Орехового Ключа, а он вдруг говорит:
– Ты как жена моя Галя…
И больше ничего не добавляет. Вот так что нибудь скажет и на полпути остановится.
– Чем это я похож на твою жену? – говорю.
– Она тоже, – говорит, – как только сядет в машину, учит меня ездить…
Ладно. Едем дальше. Все спокойно. За несколько километров от эндурского села, которое мы должны были проехать, он вдруг останавливает машину и кивает в окно:
– Посмотри!
Я смотрю – какой-то «Москвич» уткнулся в кювет, и только зад торчит. Кемал открывает дверцу и подходит к машине. Обошел, возвращается.
– Ну что там, – говорю, – люди не пострадали?
– Людей нет, – говорит, – но машину сильно покалечило.
– Главное – люди, – говорю, – едем своей дорогой.
И вот мы уже проезжаем это эндурское село,
– Видно, – говорит, – здесь большая пирушка была, и все перепились.
– Конечно, – говорю, – они сахар и всякую дрянь к вину добавляют, а потом с ума сходят.
– Наши не лучше, – говорит Кемал, – хорошее вино сейчас редко где выпьешь.
Это правда. Люди сами испортились и вино портят сахаром и всякой отравой.
Проехали мы еще немного, и тут нас обгоняет таксист. Он уже ушел вперед метров на двадцать, и вдруг из-за поворота выскакивает трактор «Беларусь» и идет прямо на такси. Я уже думал, ударит, но таксист оказался настоящим джигитом. Увильнул из-под трактора и проехал.
Тут тракторист заметил нас и бросил этого таксиста. Идет как танк. Я думал – Кемал увернется, как этот таксист, а он затормозил и стал. Трактор нас так ударил, что мы отлетели назад метров на десять. Здорово тряхнуло. Но мы живы, а с Кемала даже его проклятая беретка не слетела. Трактор – мимо, и я услышал пенье. Поет, сукин сын!
Выходим из машины. Смотрим: спереди – как это называется? – бампер весь согнулся и правое крыло вдавилось в колесо. Кемал завел мотор, но колесо не крутится. Крыло его держит.
– Почему, – говорю, – ты не увильнул, как тот таксист?
– Откуда я знал, что он сумасшедший! – говорит.
– Он пьяный, а не сумасшедший, – говорю.
Вылезаем из машины, пробуем разогнуть крыло, но ничего не получается. И тут я вспомнил то, что случилось на этой же дороге больше сорока лет назад.
В тысяча девятьсот тридцать первом году мы на лошадях ехали домой из Кенгурска, где были на оплакивании одного человека. Нас, чегемцев, было человек десять, и женщины с нами были. И вот тогда мы увидели в селе Тамыш первый трактор. Он пахал поле, а на дороге стояли человек пятьдесят местных крестьян и смотрели, как он пашет. С нами был охотник Тендел. И Тендел, когда увидел пашущий трактор, от удивления закричал:
– Какое же чрево было у чудища, из которого вывалилось это чудище!
И тогда все засмеялись простоте нашего Тендела. Он уже машины видел, но не мог поверить, что трактор – это тоже машина. Потому что с детства привык к одной мысли – пашут на живых! И он от неожиданности решил, что трактор это такое животное, которое водится в России и теперь его перегнали к нам. И тогда мы, посмеявшись над словами Тендела, поехали дальше и вступили в это село, где сейчас нашу машину ударил трактор.
В то время там русские рабочие расширяли дорогу. И вот что случилось. Я почему-то немного отстал. На дороге валялась доска. Лошадь моя задней ногой наступила на конец доски и от этого другой конец доски приподнялся и шлепнулся в лужу, возле которой на корточках сидел рабочий. И эта доска все лицо его обрызгала грязью.
– Эй, чернозадый… твою мать! – крикнул рабочий. – Не видишь, куда лошадь идет!
«Чернозадый» я еще стерпел бы, хотя это неправда, в нашем роду все светлые. Но «мать», конечно, я не мог стерпеть! Тогда не мог! Сейчас все терпим!