Сандро из Чегема (Книга 3)
Шрифт:
– - Тогда оштрафовал бы, -- говорю, -- если ты такой честняга. Прокол зачем сделал?!
– - Да, -- говорит, продолжая смеяться, -- здесь стоянка запрещена, и к тому же ты в своем рассказе кое-что утаил.
– - Что я утаил, -- говорю, -- и какое это имеет отношение к проколу?
– - Ты утаил, -- говорит он, -- что дал слово до Гудауты включительно никому об этом не рассказывать.
И в самом деле я об этом не говорил, не потому, что хотел скрыть, а просто забыл, это для моего рассказа не имело значения. Но откуда он узнал об этом? И тут я допетрил.
– -
– - А ты думаешь, -- смеется он, -- кроме тебя, никто не может пользоваться телефоном.
– - Но откуда он узнал, -- говорю, -- что я остановлюсь в этом ресторане?
– - Он все знает, -- продолжает этот автоинспектор, -- ты думал, что его сделал, но он в конце концов тебе отомстил.
Теперь что я ему скажу? Власть! Я уже сел в машину, думая, лучше бы он мой проклятый язык проколол, чем талон. Он, уже вижу, возвращается к ресторану, чтобы там рассказать, как они меня сделали.
И тут я вспомнил, что я не допустил нарушения слова.
– - Стой, -- говорю, -- что-то хочу сказать!
– - Что?– - поворачивается он.
– - Я же, -- говорю, -- рассказал об этом уже здесь, за городом. Если ты такой честный, почему ты мне прокол сделал?
– - Город растет, -- отвечает он, -- и ресторан теперь считается в черте города. Включительно!
– - Но я же не знал!– - кричу.
– - Надо было знать, -- отвечает он и входит в ресторан.
Вот какая жизненная история со мной случилась, когда я три года назад находился в командировке на Пицунде.
Мы посмеялись рассказу этого лихача, и он, с кротким терпением выждав, пока мы отсмеемся, спросил у меня:
– - Вот про этот случай, который был лично со мной, ты можешь написать?
– - Попробую, -- говорю, -- не знаю, что получится. В нашей компании был один старый рыбак. Среди таких рыбаков встречаются весьма затейливые законотолкователи. Когда рыба не клюет, они со всех сторон обдумывают вопросы государственного устройства и правопорядка. А так как рыба с годами на Черном море клюет все хуже и хуже, они в толковании этих вопросов достигают гигантских глубин.
– - Никакая цензура не пропустит, -- важно заметил он. Однако, помолчав, обнадежил: -- Но если в конце прибавить, что всех нарушителей арестовали, могут пропустить.
– - И меня?– - спросил лихач.
– - И тебя, -- безжалостно кивнул законотолкователь.
– - А меня за что?!– - воскликнул рассказчик.
Все рассмеялись искренности его удивления, но тут вся эта история продвинулась еще на один виток.
– - Когда это с тобой случилось?– - спросил у шофера самый молчаливый участник нашей компании.
– - Три года тому назад, -- сказал шофер.
– - Я там недавно проезжал, -- заметил молчун, -- твой гравий до сих пор лежит возле милицейского поста.
Предположения по поводу столь длительной консервации скромного памятника стратегической победы нашего лихача были прерваны появлением официантки с дымящимися чашечками кофе на подносе.
___
Пока шофер рассказывал свою историю, я следил
Реплики застольцев были выслушаны им тоже достаточно поощрительно. После этого он взял со стола чашечку кофе.
– - Раз уж заговорили о дорожных делах, -- начал он, отхлебывая кофе, -я тоже кое-что расскажу. Если кто то из вас уже слышал эту историю, ничего, еще раз послушает. Хороший рассказ, как песня, его много раз можно слушать.
Три года тому назад в один мартовский вечер мне надо было срочно поехать в село Анхара. Дело там у меня была с одним человеком. Такое дело, которое никак нельзя отложить до утра. Я спускаюсь к дому моего соседа Тенгиза и оттуда звоню моему племяннику Кемалу. У него машина.
Так, мол, и так, говорю, надо срочно ехать в село Анхара. Кемал, как обычно, минут десять мыкал в трубку, а потом говорит:
– - Не обижайся, дядя, но я сегодня не могу ехать.
– - Чего это ты не можешь ехать?
Опять засопел. Вообще, чтобы с нашим Кемалом дело иметь, надо с буйволиными нервами родиться. На выхода нет, машина нужна.
– - Мы, летчики, -- наконец переходит он к словам, -- верим в предчувствие. Да и погода плохая... Завтра поедем...
Завтра! Завтра уже поздно будет для моего дела.
– - Твое предчувствие, -- говорю, -- это твоя лень, с которой я борюсь уже шестьдесят лет. И какой ты летчик, если ты уже тридцать лет не летаешь, а сидишь в диспетчерской? И какой ты племянник, если в год раз не можешь повезти меня на своей машине?
Одним словом, заставил его приехать. Погода в самом деле плохая. Идет мокрый снег, но на земле не держится, тает. Сажусь, едем. Только выехали за город, он вдруг говорит:
– - Предчувствие меня не обмануло.
Так говорит, как будто уже что-то случилось. Но дорога нормальная, и мы едем нормально. Я смотрю на него, а он, как обычно, молчит, вперед смотрит. И на голове его эта замусоленная беретка, которую я ненавижу. Сколько раз я ему объяснял, что беретка кавказскому мужчине вообще не идет. Беретка идет латышам. Эстонцам тоже идет. Нет, он за рулем всегда в беретке. И главное, никак не снашивается. Уже лет пятнадцать, как только сядет в машину, беретку надевает. Выходит -- беретку в карман.
– - Что означает твое предчувствие?– - спрашиваю у него.
Минут пять молчит.
– - Забыл, -- говорит, -- свою корреспондентскую книжку.
У него в самом деле есть такая книжка, как будто он внештатный корреспондент журнала "Советская милиция". Есть такой журнал в Москве. У него там товарищ работает, и тот подарил ему такую книжку. Если выпивший едет за рулем и милиция его останавливает, он им эту книжку сует, и они только честь отдают.
– - Книжка твоя нам не нужна, -- говорю, -- я не собираюсь с тобой выпивать. Поговорю с человеком и назад.