Санитар
Шрифт:
– Но вы ведь знаете, что нужно иметь оформленное разрешение.
– Конечно, конечно, – согласился Паша. – Когда посмотреть можно?
– Хоть сегодня.
– Вечером?
– Хорошо, вечером.
Паша записал адрес и трубку повесил на рычаг. Ему надо было еще успеть за ножом заехать.
36
Старик был один в квартире. Паша в этом убедился сразу, пройдя со скучающим видом по комнатам.
– Вы ведь знаете, просто так я не могу ружье продать, – напомнил старик. – Разрешение…
– Да,
– Анатолий Егорович.
– Я все знаю, Анатолий Егорович.
Склонился к старику, заглянул в глаза, улыбнулся скупо. Добавил на всякий случай:
– Я сам из этих органов, которые решают – кому разрешить, а кого завернуть.
Хлопнул фамильярно по плечу, сказал:
– Ну, где ружье-то?
Старик открыл плохо покрашенную дверь в углу комнаты, щелкнул выключателем, и осветилась кладовочка крохотная – метр на метр. По стенам инструменты развешаны были – все в порядке, старик в этом толк знал, похоже. Ружье он хранил в металлическом ящике. Склонился, кряхтя, щелкнул замочком, откинул крышку ящика.
Ружье оказалось старым и невзрачным. Паша, наверное, не мог маску равнодушия на лице удержать, потому что старик, взглянув на него, торопливо заговорил и, как Паше показалось, с обидой:
– Оно чудесное, ружье-то это. Сейчас не делают таких. Здесь все настоящее и все на совесть.
Любовно погладил рукой вытертый приклад:
– Хожено-перехожено с ним.
Оно был длинновато – так Паше показалось. С таким не подойдешь незаметно. Опять не смог сдержаться, вздохнул.
– В ружье не внешность ценится, – сказал наставительно старик, истолковав по-своему Пашин вздох.
– Не подходит оно мне.
– Почему?
– Длинное.
– Длинное? – изумился старик.
– А как обрезы делают? – спросил неожиданно Паша.
– Обрез – он обрез и есть. Отпиливают часть ствола…
– Ножовкой?
– Ножовкой, да. А то еще надпилят – не до конца, понимаешь? – и в бочку с водой – б-бах!
– Стреляют?
– Да. И надпиленная часть отрывается.
Паша вдруг протянул руку и взял ружье. Оно оказалось тяжелее, чем он думал. Погладил рукой холодный ствол. Да, можно обрезать. Совсем коротким сделать. И тогда обрез даже в сумке носить можно будет.
– Но из этого ружья обрез не получится, – сказал старик.
– Почему? – вскинул ресницы Паша.
– Негоже такую вещь портить. Пусть ружьем и останется.
Протянул руку, намереваясь забрать ружье, и Паша отступил непроизвольно. Старик на него удивленно взглянул, еще не понял ничего, а в следующий миг уже поздно было, Паша его ударил прикладом в голову, и старик рухнул на пол. Он сознание потерял, кажется, но Паша остановиться не мог, наносил и наносил удары, все больше стараясь попасть по голове, и вдруг что-то брызнуло в стороны. Паша всмотрелся, замерев – это щепки были, деревянный приклад не выдержал и разлетелся на куски.
Старик на полу лежал в луже крови с разбитой головой, да он и умер уже, наверное. Паша прошел в кладовку, отыскал там ножовку, принялся отпиливать остатки приклада. Почти справился уже, как вдруг позвонили в дверь –
И вдруг Пашино оцепенение ушло. Он поднялся легко и упруго, пошел неслышно к двери, доставая на ходу нож. Страх пропал. Паша посмотрел в "глазок". На лестничной площадке женщина стояла, немолодая уже – не старика ли этого дочь? Паша видел, как она потянулась к звонку, в третий раз позвонила. И почти сразу ушла. Паша ее шаги на лестнице слышал. Ему нельзя больше было здесь оставаться. Бросился в комнату, распахнул дверцу шкафа. Белье, покрывала какие-то ветхие. Одно из покрывал выхватил наугад, завернул в него ружье. Не пойдет, нет. Слишком подозрительно выглядит. Первый же милиционер его на улице остановит. Взгляд упал вдруг на коврик у кровати – небольшой и вытертый. Ноги старика лежали на нем, Паша их сдвинул в сторону грубо, ружье в коврик завернул и увидел – то, что надо. Коврик и коврик, и не видно, что внутри есть что-то.
Вдруг зазвонил телефон. Паша вздрогнул, но почти сразу догадался – это та женщина. Откуда-то с улицы звонит, не может понять, почему старик ей дверь не открыл. Нельзя здесь задерживаться больше. Коврик подхватил, вышел из квартиры. Пока по лестнице спускался, ожидал с замиранием сердца, что женщину ту встретит. Но не было никого, и у подъезда тоже никого, только у забора сцепились двое мальчишек, не поделили что-то, наверное. Паша повернулся к ним спиной и зашагал прочь.
37
Ачоева Подбельский впервые увидел в кабинете у мэра. Невысок ростом, смугловат, в дорогом костюме с золотыми запонками. Запонки эти Подбельскому первым делом в глаза бросились – как-то вызывающе они смотрелись.
– Знакомьтесь, – сказал мэр. – Это господин Ачоев, из Москвы. А это Подбельский Дмитрий Николаевич, президент Ассоциации предпринимателей города.
Поздоровались. Рука у Ачоева была маленькая и сухая, как и он сам. Подбельский отметил для себя, что московский гость имеет несколько скучающий вид. Равнодушный даже, можно сказать.
– С интересным предложением господин Ачоев к нам прибыл, – продолжал мэр. – Предлагает за шесть месяцев по всему городу создать сеть заправочных станций. По европейским стандартам, заметь, – повернулся к Подбельскому. – Бензин предполагает брать прямо с нашего нефтеперерабатывающего завода.
– А квоты? – спросил быстро Подбельский.
– Москва эти квоты дает.
Подбельский не сказал на это ничего, лишь посмурнел лицом. Ачоев скучал по-прежнему.
– Вот я и подумал, что надо бы вас свести вместе, – сказал мэр. – Обсудите этот вопрос, а потом уж соберемся вместе и решим, что и как.
Подбельский выразительно взглянул на мэра, тот отвел глаза.
– Вы располагаете временем? – спросил Подбельский Ачоева, с трудом подавив тяжелый вздох.
– Да, время у меня есть.
– Предлагаю поехать в ассоциацию, там все и обсудим.
Распрощались с мэром, вышли на улицу, к машинам. Охранники Подбельского напряженно всматривались в лица прохожих.