Санитарный инспектор
Шрифт:
– Водители грузовиков, это единственные люди на руднике? Вы говорили, что здесь работают целые бригады поселенцев! Где они?
Ривкин махнул рукой в сторону небольшого приземистого здания на краю асфальтового покрытия:
– Пойдемте в контору! Там можно говорить спокойно!
Контора встретила нас тишиной, чистотой кондиционированного воздуха и ароматом свежего кофе. Нас усадили на стулья, а конторский служащий с эмблемой ООП на рукаве комбинезона тем временем приготовил нам кофе. Пока мы с Джейсоном отдыхали после изнурительного инспекторского труда за кофе с сигарами из неистощимого лимузинского запаса, Ривкин приволок откуда-то папку со схемой рудника и фотографиями землян-шахтеров.
Странно, подумал я. Единственная подходящая по размерам для людей шахта была наглухо закрыта бетонной стеной. А по туннелям, которые я уже видел, человек сможет пройти лишь согнувшись в три погибели. Не ползают же они там на четвереньках, в этих узких норах, в самом деле! В любом случае, я должен увидеть людей-шахтеров за работой. Уж слишком мне рекламировали их трудовые подвиги. Я отложил папки в сторону и сказал:
– Я хочу проверить условия труда людей-шахтеров. Где работает ближайшая бригада землян?
Ривкин замялся, затем попросил прощения и вышел. Вернулся он через минуту и с удрученным лицом сообщил:
– Вы знаете, я проверил график работ – сегодня на руднике земные бригады не работают.
– Ничего страшного, – оптимистично заметил я. – Подъедем завтра.
– Видите ли… – Ривкин слегка замялся. – Сейчас на этом участке производится реконструкция, и вряд ли его откроют до конца месяца… Да, – добавил он таким тоном, будто собирался сообщить о долгожданной смерти моего престарелого дядюшки-миллионера, оставившего мне в наследство все состояние. – Вам нет никакой необходимости спускаться в шахты. Мне сейчас сообщили, что в ваш номер в гостинице принесли все необходимые документы. Все документы, – со значением повторил Ривкин, глядя мне в глаза.
Отлично, подумал я. Взятка уже готова. Можно вернуться в гостиницу, взять деньги, подписать отчеты и убираться отсюда к чертовой матери. Да, шеф был прав, работа с проверяющими налажена отлично. Но так я ничего не добьюсь. Надо обострять ситуацию. Тогда если они что-то скрывают, то обязательно себя выдадут.
– Вот что мы сделаем, – сказал я, подумав. – Мне и в самом деле необходимо встретиться с шахтерами. Поднимите несколько личных дел, на ваш выбор, и возьмите там адреса. А мы поедем в Город, и я поговорю с шахтерами у них дома. Так даже будет лучше.
– Э… – Ривкин замялся от неожиданного предложения. – Нам бы не хотелось, чтобы вы ехали в Город.
– Кому это – нам? – Я постепенно накалял обстановку. – Почему я не могу поехать в Город?
– Видите ли, рудник – это закрытый стратегический объект. И, соответственно, сам Город – тоже закрытая зона. Для въезда туда надо оформлять специальное разрешение.
– Мне?! – надменно произнес я. – С каких пор инспектор ООП должен оформлять разрешение на въезд куда-нибудь?! Мы сейчас же едем в Город.
Я начал вставать со стула.
– Подождите, – почти отчаянно закричал Ривкин. – Пожалуйста, дайте мне десять минут, и я все улажу.
Я демонстративно посмотрел на часы и молча сел:
– Что ж, как раз успею докурить.
Ровно через десять минут Ривкин выскочил из дальней комнаты. Его глаза бегали по сторонам, он избегал смотреть мне в лицо. В коротких выражениях он сказал, что все устроил и мы сейчас же поедем в Город. Там господа инспекторы смогут встретиться с шахтерами у них дома. Мы вышли из конторы и повторили свой путь по руднику в обратном направлении. Лимузин нас ждал. На этот раз я сел в салон вместе со всеми. По дороге в Город Ривкин был чрезвычайно общителен. Он подробно расспросил, как мы провели вчерашний вечер, все ли в порядке, не осталось ли каких невыполненных пожеланий. Когда спрашивать
Скоростное шоссе, как водится, было отгорожено от Города бетонным ограждением. Въехать в Город можно было только через одну из немногочисленных транспортных развязок, которые казались совершенно неуместными при почти полном отсутствии движения на шоссе. Въехав на один из таких мостов, наш лимузин притормозил и опустился на обочине. Дальше въезд был перегорожен бетонными надолбами, настолько мощными, что с ними с трудом справился бы и тяжелый танк.
С другой стороны заграждения нас ждало старенькое наземное такси. Ривкин вышел из лимузина и предложил нам пересесть туда. Так нам будет удобнее проехать по Городу, объяснил он. Мы прошли между бетонными надолбами и кое-как устроились в такси. После лимузина машина показалась старой, маленькой и грязной. Впрочем, субъективного в моей оценке было мало. Машина и в самом деле была разбитой, тесной и немытой. Молчаливый таксист только кивнул в ответ на приветствие. Адрес ему, по-видимому, сообщили заранее. Как только мы закрыли за собой двери, такси рвануло по разбитому асфальту.
По Городу мы ехали недолго, минут десять. Теперь Ривкин молчал. Я тоже не заводил разговор, а внимательно смотрел в окно, жадно рассматривая окружающее. Я видел разбитое, в ямах покрытие улиц; тротуары с грязными лужами и рытвинами; серые, давно не ремонтированные стены домов; фонари с выбитыми стеклами; кучи мусора на тротуарах.
Архитектура района, по которому мы проезжали, не поражала красотой и оригинальностью. Это был квартал стандартной жилой застройки. Невысокие, двух– и трехэтажные дома цеплялись стенами друг за друга, изредка открывая между собой узкие проходы переулков. Бесконечный ряд дверей и окон выходил на узкий тротуар. Кое-где перед входом были разбиты крошечные газоны с изгородью из вечнозеленого кустарника. Но большинство дверей выходили прямо на улицу. Да и не все двери были на своих местах. Многие дома стояли пустые, с разбитыми стеклами в окнах и сорванными с петель дверьми. Сквозь открытые дверные проемы в таких домах была видна поломанная мебель, обломки бытовой техники, раздавленные детские игрушки, битая посуда, пустые бутылки, мятые кастрюли. Словом, все то, что обычно можно увидеть в пустых брошенных домах.
Район и в лучшие свои дни не относился к элитным; сегодня же он представлял собой жалкое зрелище. Повсюду валялись какие-то тряпки. Ветер шевелил на земле непременные обрывки газет и гонял вдоль тротуаров пустые целлофановые пакетики. Вокруг было грязно, пыльно. Все несло на себе налет опустошенности и забвения. Когда-то вдоль всей улицы между тротуаром и дорогой росли деревья. Теперь от них остались только короткие засохшие обрубки.
Было очевидно, что о процветании или даже об обыкновенном благополучии здесь говорить не приходится. Город был запущен донельзя. Это была не простая неухоженность, это было медленное умирание.
Наиболее удручающее впечатление производили немногочисленные прохожие. В основном, по улицам группами шатались какие-то неряшливые или вовсе опустившиеся типы. Они провожали нашу машину взглядами и выкрикивали вслед какие-то угрозы. Некоторые швыряли в нас камни и пустые бутылки. Я понял, откуда на корпусе машины столько вмятин.
Отдельные, прилично выглядевшие прохожие встречались реже. Они двигались быстро, настороженно, стараясь не приближаться к этим компаниям. В основном это были люди среднего и пожилого возраста. На нас они либо вовсе не обращали внимания, либо провожали завистливыми взглядами. Я понял, что для большинства из них поездка на раздолбанной неуклюжей старенькой машине была недостижимой роскошью.