Санки, козел, паровоз

Генкин Валерий Исаакович

Мой адрес: Действующая Красная армия. Полевая почта № 43. 206 отд. гвардейский минометный дивизион. Воентехнику Полякову.

14.2.42 № 19

ДЛМ!

Впервые за неделю мне удалось спокойно побриться и даже помыться до пояса теплой водой. Жаль, что баня остается несбыточной мечтой, а кроме того, я уже месяц не стригся, и скоро у меня будет шевелюра, как у библейского Самсона.

Виталику уже два года. Поздравь его от меня и извинись за опоздание. Скажи ему, что папа еще не совсем покончил со своей рассеянностью. Подарок я, к сожалению, отсюда прислать не могу. Я больше не спрашиваю, помнит ли он меня. Я для него сейчас чужой, но только бы увидеться с ним! Отношения бы сразу наладились.

Как твое здоровье, малютка? Я боюсь, что ты мало обращаешь внимания на свое питание. Прошу тебя, следи за собой. Следи также за моими родителями. Я не пишу о Виталике — знаю, что ты всем пожертвуешь для него. Береги Евгению Яковлевну. Только в разлуке познаешь, насколько мы подчас несправедливы и невнимательны к родителям. Постараюсь посылать тебе побольше денег. Мои личные расходы очень незначительны, а я сейчас, вероятно, буду получать тысячу

с лишним рублей в месяц (точную сумму не знаю, т. к. еще не получал фронтовую зарплату).

Дорогая малютка, напиши, каково состояние папы. Где Семен Михайлович? Имеете ли вы о нем сведения?

БЗ ЦТВКК ТО ПРИЗ

26.2.42 № 23

ДЛМ!

Я тебе уже писал, что выслал деньги. Оказалось, что их не отправили. Вот что значит давать поручения! Сегодня высылаю тебе 1100 р. Двести рублей передай Фане. Им с Долей, вероятно, трудно сводить свой бюджет. В отношении себя ничего нового сообщить не могу. Не беспокойся за меня. Мне бы только получать от тебя и от мамы письма, и все было бы хорошо.

Вчера был в бане и сразу помолодел Осталось постричься, чтобы принять нормальный вид. Сейчас потепление. В полушубках становится жарко.

БЗ ЦТВКК ТО ПРИЗ

13.3.42 № 27

ДЛМ!

Очень скучаю без твоих писем. Не найду объяснения столь упорному молчанию. Косвенные сведения о тебе имею от Доли, но это меня, конечно, мало удовлетворяет.

В последнее время сильная облачность, налетов стало поменьше. В ясные дни немецкие самолеты начинают гудеть, как потревоженные пчелы. Бомбежки стали настолько привычным явлением, что даже трехлетние дети, услышав звуки разрывов и пулеметной стрельбы, говорят с пониманием: «пулемет», «бомба».

Сегодня получил зарплату. Посылаю 600 рублей. Мне не хочется заниматься каким-то распределением денег, поэтому прошу тебя по своему усмотрению и своим возможностям помогать Фане. Я живу сносно. Питаюсь иногда совсем прилично (когда нахожусь в расположении дивизиона), иногда похуже (когда отрываюсь от части). Во всяком случае, мы на себе чувствуем осуществление лозунга: «Все для фронта». Получаем мясо, масло, консервы — словом, самые хорошие продукты. Я часто думаю о том, как с питанием устраиваетесь вы. Напиши мне, малютка, обо всем подробно.

На днях произошло крупное событие: я был в штабе армии и попал там в парикмахерскую. Теперь я стал моложе на десять лет. Вообще же я постарел, детка. Война старит. Вот вернусь стариком, и ты меня разлюбишь.

БЗ ЦТВКК ТО ПРИЗ

19.3.42 № 29

ДЛМ!

Сегодня получил твои письма от 23 и 25.2.42. Сегодня же пришли три открытки от папы и мамы.

Лелик, ты пишешь о каком-то постановлении в отношении лиц, выехавших из Москвы. Признаюсь, мне ничего не известно об этом. Напиши мне подробно об этом постановлении. Мне кажется, что ты и мои родители сумеете вернуться в Москву. Думаю, то же относится и к твоим родителям. Я не пишу об этом с уверенностью, т. к. не знаю содержания документа. В любом случае справку о том, что я нахожусь в действующей армии, пришлю.

Открытки папы звучат очень уныло. Он пишет, что ему нужны сапоги. Не знаю, можно ли вам получать посылки из Москвы, но я там оставил у Доли свои сапоги. Напишу брату, чтобы он выслал их папе.

Из твоего письма видно, что тебя сильно волнует вопрос возвращения в Москву и сохранения квартиры. Видишь ли, детка, признаться, этот вопрос меня до сих пор не очень занимал. Конечно, кое-что из вещей на московских квартирах скорее всего пропадет, но на Псковском у С.М. в комнате, по-моему, почти ничего не оставляли, в комнате у Е.Я. тоже. Сундук в темной комнате заперт. У нас на Арбате тоже не очень-то много вещей. Жаль будет, если испортят книги.

Если останусь жив, то, уверен, после войны мы возвратимся в Москву. Предпринимать к.-л. хлопоты отсюда я не в состоянии. Наведи справки, как обстоит дело с семьями командиров-фронтовиков. Не думаю, чтобы им был закрыт доступ обратно в Москву.

БЗ ЦТВКК ТО ПРИЗ

28.3.42 № 32

ДЛМ!

Сегодня получил твое письмо от 28.2. По тону чувствую, что ты обижена. Напрасно, малютка! Обиду эту я объясняю минутным настроением. Неужели тебе кажется, что пятого февраля меня занимала только мысль о моих родителях? В общем, малютка, не нервничай и не дуйся. У тебя нет для этого никаких оснований.

БЗ ЦТВКК ТО

8.4.42 № 35

ДЛМ!

Получил от тебя сразу все письма. Наконец-то у меня ваши снимки. Виталик изменился, возмужал. Как мне хотелось бы побыть с ним хотя бы час! Ты пишешь, что у него мало зубов, и связываешь это с недостатком витаминов, отсутствием овощей. Напиши мне подробнее, как он питается. Напиши также, что ты ешь на заводе. Уделяй больше внимания этому вопросу. Надо полагать, что овощи все же появятся, и тогда удастся скомпенсировать недостаток витамина С. А ты, малютка, совершенно не изменилась.

Папа и мама в письмах обвиняют меня в том, что я забыл день рождения сына и не прислал телеграмму. Отвергаю категорически это обвинение. Телеграмм не принимают, а в письме я его поздравил.

Теперь коснусь некоторых вопросов, затронутых тобой в письмах. В отношении арбатской квартиры, как уже писал, буду хлопотать. Думаю, что С.М. сумеет сохранить за собой квартиру на Псковском. Надо полагать, его пребывание в Свердловске временно.

Надеюсь, по окончании войны, если я останусь в живых (а я в это верю), мы с тобой наконец получим отдельное жилье. Что касается твоего переезда в Москву в более близкое время, то об этом мы похлопочем позже. Сейчас живи в Бисерти, малютка. Пока еще рано думать о переезде.

Я очень скучаю без тебя, дорогая малютка. Иногда, когда появляется свободное время (а такие дни выпадают, т. к. вследствие бездорожья не всегда возможны активные боевые действия), просто не могу найти себе места.

БЗ ЦТВКК ТО

16.4.42 № 36

ДЛМ!

Там, где я сейчас нахожусь, довольно спокойно. Время от времени появляются германские

бомбардировщики, но большого внимания они уже не привлекают. Немцы отсюда сравнительно далеко — в 18 км. Жизнь течет нормально. Идет подготовка к севу. В этом сравнительно небольшом местечке немцы расстреляли 200 человек.

Я хорошо знаю тебя, малютка, и по тону твоих писем, да и просто так, интуитивно, чувствую, что ты сильно нервничаешь, все время сдерживаешь себя и это требует от тебя больших усилий. Причины вполне понятны: ты много работаешь, у тебя много забот, нытье «тяжелой артиллерии», наконец, беспокойство о моей судьбе.

Пока все, дорогая детка. Пиши мне чаще и подробнее.

БЗ ЦТВКК ТО ПРИЗ

12.5.42 № 44

(На открытке карикатура — Гитлер смотрит в зеркало, где отражается череп. И стихи Демьяна Бедного:

Он в зеркало взглянул И дрогнул каждой жилкой: Смерть, смерть из зеркала Убийственно, мертво, С презрительной холодною ухмылкой Безжалостно глядела на него.)

Дорогая, любимая малютка!

Наступает горячая пора. Наши части усиливают свою активность. В связи с этим возможны перебои в корреспонденции. Пусть тебя это не беспокоит. При всяком удобном случае я постараюсь дать о себе знать.

В последние дни я не получаю вестей ни от тебя, ни от папы с мамой. Только от Доли продолжают поступать письма. Не понимаю, чем объяснить ваше молчание. Вы могли бы установить очередность с таким расчетом, чтобы я хотя бы через день имел известия из Бисерти.

Я надеюсь, малютка, что ты сумеешь выкроить время.

Будь здорова, дорогая детка.

Целую тебя и Виталика крепко-крепко.

Ваш Ося

Это было последнее папино письмо. А три маминых вернулись. Вот они. Нумеровать их она не стала — видимо, махнула рукой на папину просьбу.

Мой дорогой, любимый!

В эти дни я особенно беспокоюсь за тебя, и у меня так тоскливо на душе, что я не нахожу себе места. Последнее письмо (открытка) от тебя было от 12 мая. Все твои письма такие холодные и неласковые, что я начинаю думать, будто ты разлюбил меня. Конечно, я понимаю, что обстановка, в которой ты находишься, не располагает к нежности, но все же… Сейчас весна, и поэтому, наверно, особенно грустно. Тепло очень. Вечера чудесные. Мы живем на берегу громадного озера. По вечерам гуляю по берегу, любуюсь лунной дорожкой и вспоминаю. Вспоминаю Хосту, Гурзуф, всю нашу любовь, наши первые встречи и все, все, что мы с тобой пережили. Становится так больно, что слезы наворачиваются. Будет ли у нас еще хорошая жизнь? Ты мне хоть напиши, думаешь ли ты обо мне или только о своих родителях? Или вспоминаешь меня только по привычке? Ох, как бы мне этого не хотелось.

Дорогой мой, ты прости, что я занимаю тебя такими глупостями, тебе, вероятно, не до этого, но силы мои на исходе, и уж очень хочется поделиться своей тоской.

Аттестаты мы получили. Большое спасибо.

Ося, хочу поделиться с тобой вот еще чем. Нашего Виталика бабушки совсем испортили. Он стал до того капризный и непослушный, до того нервный, избалованный, что мне иногда просто противно смотреть на него. Сколько я ни ругаюсь с бабушками, сколько ни скандалю — ничего не помогает. Я тебя очень прошу написать им обеим и попросить, а лучше приказать им воспитывать Виталика иначе. Если они не изменят методов воспитания, то сын у нас будет уникальный. Я, к сожалению, совершенно не могу взять на себя эту обязанность, т. к. дома бываю очень мало. Сейчас я и. о. заместителя начальника цеха, так что дел еще прибавилось. Целый день кручусь как заводная. Прихожу домой поздно, обычно Виталик уже спит. Меня очень беспокоит его воспитание, поэтому я и прошу тебя сделать бабушкам внушение.

Как я мечтаю вернуться скорее в Москву! Когда же это будет? Папа уже там, мы получили от него письмо. Квартира наша занята, он живет у товарища.

Жду с нетерпением твоих писем.

Будь здоров, мой дорогой.

Целую тебя крепко.

Твоя Леля

Привет от Виталика и мамы.

4 июня 1942 г.

Мой дорогой!

Представляешь себе мою радость, когда я вчера получила от тебя сразу два письма! Правда, они были написаны до того, последнего, от 12 мая (на нем стоит № 44, а на вчерашних — 42 и 43). Я от радости даже работать не могла. В эти последние дни я за тебя особенно волновалась.

Виталик продолжает капризничать и хулиганить. Избалован жутко. Но он очень умный и развитой мальчик. Говорит хорошо, много и чисто. Даже иногда больше, чем надо. Про тебя говорит так: «Мой папа на фронте, воевает с немцами». Зубов у него полный рот. Я даже не знаю сколько. Только он очень худенький, совсем не поправляется. Сейчас жарко, он бегает целые дни в одних трусиках. Больше всего он любит мою маму — «бабу Женю». Но мучает ее ужасно, не отпускает от себя ни на шаг, все для него должна делать только она.

Наш сын — единственное утешение в теперешней моей жизни.

Мне так некогда, что я уже месяца два не писала никому, кроме тебя, никак не соберусь. Тебе пишу регулярно, и ты не обижайся на меня.

Ну, мой дорогой, будь здоров.

Целую тебя крепко.

Твоя Леля

19 июня 1942 г.

Дорогой Ося!

Писем от тебя давно нет, я очень беспокоюсь. Последнее было от 12 мая.

От папы из Москвы получили вчера письмо. Квартиру нашу освободили, и он теперь там живет.

Все вещи растащили, оставили только мебель, посуду и книги. У папы украли все, что было: пальто, костюмы, белье, отрезы… Он остался в одном рваном костюме. Хорошо, что квартиру освободили и мебель дела. Я только и мечтаю, когда можно будет вернуться домой.

Если бы ты знал, как я по тебе соскучилась! Ты не можешь приехать в отпуск или в командировку на несколько дней? Какое это было бы счастье!

У Виталика опять начались нелады с желудком. Часто болит животик. Но если бы ты слышал, как он прекрасно говорит, как он рассуждает! Просто потеха!

Как взрослый.

Будь здоров, мой дорогой.

Целую тебя.

Твоя Леля