Санкта-Психо
Шрифт:
На пороге Лилиан оборачивается:
— Я вовсе не пьяна. С похмелья — да. Но не пьяна.
— Скоро вернусь. — Мария-Луиза следует за ней.
Дальше раздевалки женщины, похоже, не пошли, и голоса их слышны совершенно отчетливо. Спокойная поначалу беседа быстро набирает обороты. Мария-Луиза по-прежнему говорит тихо, но Лилиан отвечает все громче и громче.
— Я что, не имею права расслабиться после работы? Или я должна, как ты, посвятить жизнь детям?
«Посвятить жизнь» прозвучало с почти презрительным
— Успокойся, Лилиан, дети могут услышать…
— Я спокойна, черт подери!
За столом в воспитательской все притихли. Ханна и Андреас сидят с опущенной головой и молчат. И Ян молчит. А что говорить?
— Ты больна! Тебе надо лечиться!
А это кто сказал? Лилиан или Мария-Луиза?
Похоже, все-таки Мария-Луиза, потому что ответом служит пронзительный вопль Лилиан:
— А ты, конечно, само совершенство! Но я не могу быть такой, как ты! Пусть психи сами пасут своих детей!
— Лилиан, у тебя истерика, — коротко и тихо заявляет Мария-Луиза.
Теперь неприлично говорить «истеричка», некорректно, вспоминает Ян слова Хёгсмеда.
Андреаса передергивает, как от внезапного приступа тошноты. Он поднимается:
— Пойду к детям.
Он уходит в игровую, и через минуту оттуда доносятся звуки бравурной песенки — Андреас включил стереосистему, чтобы заглушить выкрики из раздевалки.
Но, как почти всегда, ссора быстро иссякает. Через несколько минут раздается хлопок наружной двери, и в воспитательской появляется Мария-Луиза. С обычной материнской улыбкой.
— Лилиан пошла домой, — объявляет она. — Ей надо немного отдохнуть.
Ян молча кивает, но Ханна, глядя начальнице прямо в глаза, спрашивает:
— Может быть, ей нужна помощь?
Улыбка исчезает с лица Марии-Луизы.
— Какая помощь?
— Чтобы меньше пить, — спокойно поясняет Ханна.
В воздухе повисает тяжелая тишина.
— Лилиан не ребенок… Она отвечает за свои поступки. — Мария-Луиза скрестила руки под грудью.
— Но и работодатель отвечает за своих сотрудников. — Ханна говорит это так, словно цитирует трудовой кодекс. — Если кто-то пьет на рабочем месте, существует схема лечения. Реабилитационный план.
— Реабилитация… Звучит красиво.
Но Ханна не сдается:
— И как насчет реабилитационного плана для Лилиан?
— Ханна, — серьезно говорит Мария-Луиза, — ты ведь прекрасно знаешь, сколько у нас недоброжелателей. Подумай об этом.
Она резко поворачивается и выходит из воспитательской. За столом остаются двое — Ханна и Ян. Ханна заводит глаза к потолку.
— Вот так, — говорит Ян. — Теперь будешь ходить в бузотерах.
— Мне совсем не все равно, что будет с Лилиан. А тебе все равно?
— Нет, конечно.
— А почему она так много пьет? Ты об этом думал?
Нет. Об этом он не думал.
— Чтобы быть пьяной, наверное, —
— А зачем ей быть пьяной?
— Наверное, она несчастна… но ведь не она одна, правда?
— Ты ничего не знаешь… и ничего не понимаешь. — Ханна встает со стула.
И Ян встает. Хорошо наконец встать из-за этого стола. Скоро он пойдет домой. Пятиминутка для поднятия настроения явно не удалась. Настроение у всех стало намного хуже.
Домой. Домой и спать. Он хочет смотреть в будущее, начать жить нормальной жизнью.
И никогда больше, никогда в жизни не попадать за решетку.
У него нет никого, с кем бы он мог начать жить. Не так страшно попасть в самое жуткое, самое безнадежное положение. Страшно, когда на всем свете нет никого, кто бы тебя выслушал.
Рами спрыгнула с койки и села на пол рядом с Яном. Ее наконец заинтересовал рассказ Яна о Банде четырех.
— И что, они заперли тебя в бане?
— Не заперли… замка там не было. Они подперли ее чем-то… не знаю чем. То есть тогда не знал. Теперь знаю… Но дверь не сдвинуть.
— И включили агрегат…
Ян кивнул.
— Как же ты выбрался?
— Никак. Была же пятница. Все ушли домой.
Полная тишина. Ни хлопка двери, ни крика вахтера в душевой — что-нибудь вроде «Алло, есть здесь кто?» — ничего.
И дверь заклинена намертво.
Сауна постепенно нагревалась. Воздух сделался горячим, как в пустыне. Сорок градусов. Или, может быть, пятьдесят.
Он попытался ощупью сориентироваться среди совершенно одинаковых дощечек, которыми обшита сауна. Все в дощечках — и пол, и стены, и потолок, и две полки вдоль стены. На них и сидят, когда приходят попариться.
Или покурить.
Рука его наткнулась на ведро на полу, и он услышал, как в нем плещется вода.
Он садится на одну из полок. По телу побежали ручейки пота.
Кто-то же должен прийти…
Голова совершенно пуста. Кожу на ягодицах начало припекать, но, как ни странно, он успокоился. Они ушли — Банда четырех.
И никого нет. За дверью все тихо.
Становилось все жарче.
Ян сидел на полу в ее палате, и Рами держала его за руку; она была совсем рядом, но в мыслях он все еще был там, в запертой сауне.
— Мне не повезло, — повторил он. — Дело было в пятницу, и спортзал до понедельника никто не собирался открывать.