«Сапер ошибается один раз». Войска переднего края

Драбкин Артем Владимирович

В 1953 году, уже будучи офицером флота, осенью, я получил отпуск и вернулся в Алма-Ату. Я стал искать своих одноклассников, товарищей по техникуму и по стрелковой бригаде и никого не нашел. Обходил по многим адресам и только слышал в очередной раз, что разыскиваемый убит или пропал без вести. Пришел в свою школу, и снова мне довелось услышать страшные и скорбные слова — никто из моих одноклассников живым с войны не вернулся. Понимаете, никто! Единственный человек, который нашелся, был мой однокурсник по техникуму Ваня Дьяков, он был 1920 года рождения, и его призвали в армию еще в 1940 году. Я еще долго не мог прийти в себя от невыносимого чувства вины перед погибшими друзьями — почему я уцелел, а они все убиты на войне?

— Куда вы попали служить из ЗАПа?

— В запасном полку я провел всего девять дней. Здесь отобрали бывших курсантов,

примерно человек сорок, и нам объявили, что наша команда будет скоро отправлена для продолжения учебы в военных училищах. Старшим в нашей команде был старший сержант Буряк, из кадровых, начинавший войну летом 41-го на западной границе. Он всем своим видом и поведением внушал большое доверие и по общему согласию стал нашим вожаком. Некоторые из нас прибыли в «запаску» без ложек, так Буряк пошел в лес и вырубил для всех ложки из березы. В ЗАПе мы сидели на тыловых харчах, нам давали баланду в банных шайках, каждую на 10 человек, и немного каши. Вдруг в нашем расположении появляется незнакомый лейтенант, без нескольких пальцев на руке, фамилия его была Кулешов, и начинает нас агитировать: «Ребята, я здесь с ведома командования запасного полка и хочу вам вот что предложить. Поедемте со мной в Куйбышев, там мы формируем отдельный пульбат, возможно, что для охраны советского правительства, но может так получиться, что нас отправят на Дальний Восток. Нам нужны люди в комендантский взвод». Увидев наши скептические взгляды, лейтенант спросил: «Кто у вас за старшего?» Ему показали на Буряка, и он отозвал старшего сержанта в сторону для личного разговора. Буряк вернулся к нам и сказал: «Лейтенант обещает, что если мы согласимся, то я буду взводным, и, конечно, я вас в обиду не дам». Авторитет Буряка был настолько сильным, что мы посоветовались между собой и согласились, прекрасно осознавая, что солдатская доля намного хуже офицерской, но приняли решение пойти в этот батальон. 9 апреля мы погрузились в эшелон, а 16 апреля 1942 года мы в составе 383-го ОПАБ (отдельного пулеметно-артиллерийского батальона) 161-го полевого УРа (укрепрайона) уже высаживались… Нет, высаживались мы не в Куйбышеве, а на станции Жданка Московско-Донбасской железной дороги.

Эта станция находится в 200 километрах юго-западнее Москвы. На следующий день мы уже стали занимать оборону на отведенном для нас участке. Штаб УРа разместился в Сталиногорске. УР взял под свою ответственность участок обороны протяженностью 50 километров, на каждый батальон приходилось по 7–10 километров линии оборонительных позиций. Сразу все батальоны принялись за рытье траншей, оборудование огневых позиций и фортификационных сооружений, постановку минных полей, строительство блиндажей. Наш комендантский взвод через месяц был расформирован, и бывших курсантов распределили по различным подразделениям. Каждый заходил в штаб батальона поодиночке и получал назначение, и когда вызвали меня и спросили: «Какое образование?» — «Техникум, мастер по строительству дорог и мостов». — «Взрывное дело знаешь?» — «Так точно». — «Принимай под командование отделение минеров!»

— А почему 161-й УР занял позиции в 50 километрах от линии фронта?

— По приказу Сталина вокруг Москвы была создана стратегическая Московская Зона Обороны (МЗО). Сталин, видимо, боялся повторения осени 1941 года и нового немецкого наступления на Москву, и на дальних подступах к столице была устроена глубоко эшелонированная оборона в несколько рубежей. На один из таких участков наш УР и был поставлен.

— Что такое ОПАБ? Какова была структура, вооружение и численность отдельных пулеметно-артиллерийских батальонов? Кого направляли служить в эти части?

— Отдельный пулеметно-артиллерийский батальон по штату насчитывал в своем составе свыше 1200 человек и по численности был равен иному стрелковому полку. На вооружении ОПАБа находилось: 64 станковых пулемета «максим», 128 ручных пулеметов Дегтярева, рота ПТР, минометная батарея и два артиллерийских дивизиона на конной тяге — 76-мм и 45-мм орудий, всего 32 артиллерийских ствола на батальон. Так что вы сами можете себе представить, какой огневой мощью обладало это вооруженное до зубов подразделение. У нас в батальоне не было простых стрелковых рот. Поскольку ОПАБ имел в начале своего наименования слово «отдельный», то статус части и права командира такого батальона были приравнены к правам командира стрелкового полка: батальон имел свое знамя, свою финчасть, отдел кадров, своего особиста, медчасть и даже свою пекарню. Командир батальона официально имел трех заместителей (не

считая замполита), как в любом полку. Был свой обоз, свой отдельный взвод связи, ветеринарная служба и так далее. Был свой разведвзвод, а также артиллерийские разведчики в составе взвода управления дивизиона 76-мм орудий.

Личный рядовой и сержантский состав нашего 383-го ОПАБа был набран в Поволжье из бывших председателей колхозов и сельских бригадиров из деревенской глубинки, и в основном в батальоне служили 35–40-летние татары, чуваши, марийцы.

Командный состав артиллерийских дивизионов был укомплектован выпускниками Телавского училища зенитной артиллерии. Командовал 383-м ОПАБом майор Стрельников.

— Чем занималось отделение минеров в ОПАБе?

— Когда мы стояли в обороне в МЗО, то проводили минирование участков, находящихся в зоне ответственности батальона. А с лета 1943 года «жить стало интересней, жизнь стала веселее». Начиная от Курской дуги и до конца войны пришлось и минировать, и разминировать.

— Какие мины применяли для минирования рубежей обороны?

— У нас особо не разгуляешься, в Красной Армии было всего 4 основных вида мин, и в 1942 году мы в основном ставили противотанковые мины или МОФ (минно-огневые фугасы) на танкоопасных направлениях. И таких мин мы поставили тысячи. Что такое МОФ? Инженер батальона по крокам указывал нам место, мы вбивали туда колышек, аккуратно срезали дерн, рыли ямку, в глубине которой ставили четырехсотграммовую противопехотную мину, к ней суровой ниткой плотно прикрепляли МУВ (минный универсальный взрыватель), чтобы мина выдержала давление свыше ста килограммов — больше веса обычного человека, сверху ставили ящик из-под водки, в котором находилось 12–16 бутылок с горючей смесью (бутылки из-под «Боржоми», внешне выглядевшие как современные бутылки для шампанского). Яму маскировали, выкопанную землю выносили с поля, квадрат дерна укладывали на место и поливали водой, чтобы пожухлый на общем фоне участок травы не выдал местонахождения мины. Это и называлось МОФ. Что еще ставили на минных полях?

Мы в МЗО не использовали мины ЯМ-5 (ящичная мина — в деревянном ящике находились два брикета взрывчатки, посередине детонатор в виде тротиловой шашки с гнездом для взрывателя), так как этих мин ЯМ-5 всегда не хватало. Нам в ОПАБ их просто не давали, так приходилось что-то придумывать. Например, мы из-за своей бедности собирали неразорвавшиеся артиллерийские снаряды, укладывали их головками в центр, где помещали стограммовую противопехотную мину.

Мы не ставили противопехотные мины ПОМЗ (на колышек одевался чугунный цилиндр с 75 граммами взрывчатки, в кожухе с насечками, как у гранаты Ф-1), поскольку ОПАБ своей огневой мощью и так был способен остановить атакующую пехоту противника, а вот прикрыть противотанковыми минами танкоопасные направления было нашей основной задачей. Мины наши были натяжного и нажимного действия, все минные поля обносились колючей проволокой, но предупредительных табличек мы не ставили.

— А немцы какие мины использовали? Были ли у немецких саперов свои особенности в минировании?

— У немцев было свыше двух десятков разновидностей мин. Из противотанковых мин наиболее часто приходилось сталкиваться с Т.Мi.35 и с Т.Мi.42 с донными взрывателями по центру. Из противопехотных наиболее опасной была шпрингмина, или, как мы ее тогда называли, мина «S». Она представляла из себя металлический стакан с нанесенным на дно слоем пороховой пленки на 4–5 миллиметров. Внутри размещался еще один стакан со взрывчаткой по центру и 250 металлическими шариками. Если кто-то наступал на эту мину или задевал растяжку, прикрепленную к ней, то мина детонировала и через семь секунд подлетала на высоту 1–1,5 метра и взрывалась, шарики разлетались параллельно земле и косили всех в радиусе до 80 метров. Нередко применялись мины-«лягушки», неизвлекаемые, снять их было нельзя, малейшее прикосновение вызывало взрыв.

Нередко немцы этими минами просто засевали землю перед нашими войсками. С самолетов бросали кассетные бомбы, которые раскрывались на высоте 200 метров, и оттуда к земле летели мины, от удара о поверхность они вставали на боевой взвод.

Особенно любили немцы использовать мины-сюрпризы. Валяется на земле маленькая картонная коробка, как раньше из-под фотобумаги. Солдат подходит, пнет ногой, и сразу взрыв. Хорошо хоть живой, но пальцы на ноге отрывало, чего немцы и добивались — еще один русский солдат выведен из строя. В Германии немцы очень часто минировали двери в домах, ступеньки на лестницах. Дернул за дверную ручку — и сразу «в мир иной».