Сапер. Том IV
Шрифт:
— Ладно, поехали, — махнул я рукой. — На КП больше узнаем.
Майор Стоянов
До последнего времени не служба была, а одно название. Не воевали, а крохоборствовали. Потому что нечем. Моторесурс выработан, да так, что и из трех моторов один не собрать. Боеприпаса — кот наплакал, танки даже в землю зарывать смысла нет, потому что стрелять откровенно нечем. Личного состава — тоже не густо. Вот руки и опускаются.
И тут появляется этот полковник и как фокусник достает из рукава десять танков. Новеньких, как говорится, муха не сидела. И ремкомплект, и боеприпасы
Знакомый доктор рассказывал анекдот. У студента, который на переводчика учится, спрашивают, за сколько тот выучит китайский язык. Тот подумал, отвечает: три месяца, и чтобы не мешали. Успею освоить основы грамматики, тысячи три слов, произношение подтяну хотя бы на начальном уровне. Тот же вопрос студенту-математику. Тот говорит — месяц, я придумаю модель и с ее помощью освою. Тут идет студент-медик, от него пивом и воблой вяленой несет, ботинки не зашнурованы, на брюках пятно. Спрашивают: за сколько выучишь? А он им в ответ: а когда сдавать? Так у нас еще хуже. Времени на подготовку нет совсем.
Мне казалось, что мы и не спали даже. А приезжие вместе с нами. Вот с того самого момента, как американские танки самотеком ночью заехали к нам, так и началось. Ели на броне, по нужде бегом отлучались. Мне эти американцы уже и с закрытыми глазами мерещиться начали. Потому что не только самому всё освоить надо было, но и у подчиненных проверить. Экипаж — шесть человек. Две пушки, чтоб их… А со мной — сорок шесть танкистов, потому что приезжие с нами должны были пойти, а один танк приказал долго жить после перегона — пятискоростная коробка, конечно, дело, но… трансмиссия, короче, не выдержала.
За сутки перед боем я всем день отдыха дал. От занятий. Да и какая там учеба, если на позиции по таким местам пришлось перемещаться, что и вспомнить страшно. Гать эта, чтоб ее, долго еще сниться будет. Пару раз казалось, что вот сейчас ухнет машина прямо в болото — и поминай как звали. Двадцать семь тонн с копейками, кто, да и как сможет вытащить? А воевать тогда чем? И не отправят ли особисты в трибунал за «утопленника»?
А в бой хотелось, аж руки чесались. И ребята мои хотели немчуре по мордам надавать очень сильно. Нам от политработников накачки не надо, и так понимаем. За Белоруссию, за Смоленск, да и за местные дела… Чтобы вот прямо на гусеницы намотать, и после боя счищать с удовольствием. Вот тогда и спать спокойнее будет.
Танки, если честно, говно. Гусеницы — самая засада, резино-металлические. Наедешь на что горящее, которое прилипнет, считай, встал на месте. На песке елозит. Чтобы выстрелить из нижней пушки, которая семьдесят пять миллиметров, надо всю машину поворачивать. Броня… лучше не будем о грустном. Да и движок тоже, так себе, слабосильный для такой машины. Особый геморрой с горючкой, очень капризная машина, начнешь химичить с маслом или бензином, может и не завестись. А других нет. Повоюем и на таких.
Форма старая у меня с собой была. В сороковом, когда приказ вышел, до нас очередь не дошла. Не завезли на нашу часть новое обмундирование. Немного обидно было,
Вот и наступил этот момент. Я стоял у танка и старался не показать, как меня потряхивает от мандража. Потому как взглядов на мне — побольше чем у артиста какого на концерте. Понимаю, что все ждут от нас результата. И они понимают, что я… Но вскакивать на броню и обещать победу, бросив шлем на землю, не буду. Лучше пойдем и сделаем что надо. А митинги и без нас есть кому собирать.
По осушенному болоту мы прошли как по шоссе. Поначалу опасался, что грунт слишком рыхлый, сядет кто-нибудь на брюхо, но нет, проехали, ориентируясь на вешки, все без запиночки. Не утопились. Я мысленно перекрестился. И дальше замерли в ожидании. Артподготовка началась еще когда мы в пути были, и вышли мы на нужное место минуты на три раньше запланированного времени. Я сидел и считал залпы зачем-то, лишь бы голову чем-нибудь занять. Рука легла на чехол с флажками, чтобы не терять ни секунды.
— Ракета! — крикнул кто-то.
Сам вижу, Пора, значит. Я наощупь вытащил белый флажок из чехла, у него там зазубрина приметная на рукоятке. Поднял, подержал пару секунд, опустил. Сигнал "Делай как я'. Продублировал по рации, но мне показалось, что сейчас надо начать вот так, по-уставному. А потом повторил еще раз. Закрыл люк, и мы пошли.
Артиллерия только перенесла огонь подальше, а мы уже выскочили к ничего не подозревающим немчикам. Картина Репина «Не ждали». Они даже рыпнуться не успели, а мы вот они, спинку почесать зашли. Я ждал выстрелов артиллерии, а их всё не было. Открыл люк и посмотрел вокруг. Строй держат, молодцы. И мехвод Максимов у меня тоже молодец. Ведет плавно, без рывков, любо-дорого. Разогнаться, конечно, можно и посильнее, но тогда пехота отстанет. Так что потихонечку, десять кэмэ, не больше. Где-то ожил пулемет, дробью протарахтела очередь по броне. И сразу двое слетели.на землю.
Пора, значит. До позиций немцев совсем немного осталось, метров двести, наверное.
— Давай на полную, Максимов! — крикнул я в микрофон.
Ага, а вот и пулемет накрыло. Наши бэтэшки не напрасно собирали по винтику, пригодились.
До немецких окопов уже метров сто, наверное, даже головы в касках видно. Пехота посыпалась на землю, а я опустился вниз и закрыл люк. Снаружи, конечно, воздух посвежее, но прилететь пуля может откуда угодно. Чуть не садануло по голове, еле пригнуться успел. Посыпалась окалина с брони. Только и увидел в последний момент разрывы на немецких флангах. Я повернул панораму — перед глазами что-то мелькало, не пойми что.
— Сбавь чуток, не видно же ничего! — крикнул я в микрофон.
И стоило мехводу чуть замедлиться, как я увидел, куда нам надо было держать путь Вот она, линия окопа, прямо перед нами, ощерилась маузерами в последней бессмысленной попытке остановить нас.
— Давай, Максимов, вдоль окопа, дави их, тварей! Осторожно! Граната!
Рядом бухнуло, но гусеницы целы, едем дальше. Едем и стреляем из всего, что есть в американце. В поднявшемся дыму видно плохо, но общее направление ясно. В панораму ничего не видно — я опять рискнул открыть люк.