Сапфо, или Песни Розового берега
Шрифт:
— Скажи спасибо, что эти менады не растерзали тебя, такого красавчика, — странно, тоже уже чересчур громко засмеялась Сандра. — Вспомни хотя бы про несчастную Агаву — дочь Кадма и Гармонии. Ведь она в вакхическом неистовстве приняла за зверя собственного сына Пенфея и самолично растерзала его. Лишь наутро Агава увидела, что же она наделала. Ах, как жалко, что вчера меня не было с вами, — я люблю такие праздники.
И Сандра неожиданно ритмично захлопала в ладоши, словно она сейчас, после рассказа Фаона, тоже
Фаон воодушевился еще больше и принялся сбивчиво рассказывать, как ему все-таки удалось догнать в лесу одну красавицу в маске и страстно овладеть ею, вырвав согласие навсегда принадлежать только ему.
И вот теперь — такая жестокая несправедливость!
Сплошной обман и заговор.
— Я хочу пить, — вдруг капризно попросил Фаон. — У меня совсем пересохло с вами тут горло. И вообще — я хочу спать.
Сандра молча протянула Фаону канфар со святой водой, предварительно сделав из него глоток.
Она давно знала, что между людьми, которые выпьют из одного сосуда святой, серебряной воды, сразу же возникало особое понимание и обязанность взаимной помощи.
А между лекарем и больным это особенно важно, чтобы больной тоже начал незаметно лечить себя сам.
Но Фаон уставился в широкую, двуручную чашу с безумным, непонимающим видом.
Сначала юноше показалось, что у него прямо перед глазами медленно проплыла серебристая рыба, лениво шевельнув хвостом в тот момент, когда канфар слегка дрогнул в руке.
Но в следующий момент Фаон уже узнал мерцающий на дне чаши браслет и мгновенно запустил в священную чашу руку, словно медвежонок, с урчанием вытягивающий рыбу из ручья.
— Вот он! — воскликнул Фаон.
— Что ты делаешь? Ты совсем потерял ум! — возмутилась Сандра. — В святую, очищенную серебром воду нельзя лазать руками — ее можно только пить, да и то небольшими глотками.
— Вот, видишь, это он! Тот самый браслет, который был на руке моей невесты! И я теперь точно разыщу ее по браслету! Непременно найду и возьму с собой в Афины!
Сандра сразу же узнала браслет Сапфо.
Еще бы, она прекрасно знала все любимые украшения подруги, и особенно — редкие вещицы, которые Сапфо часто ей показывала, разложив на постели.
Наверное, многие из них Сандра могла бы узнать и с закрытыми глазами.
Но теперь она, наоборот, смотрела на браслет глазами, широко открытыми от гнева и приступа дикой ревности.
Так вот как, оказывается, проводила Сапфо без нее время! Вот почему не захотела ничего рассказывать! Так что она там наобещала этому безусому юнцу?
Вечной любви? Бесконечного счастья?
Принадлежать только ему?
А сам Фаон? Что он-то возомнил о себе?
Неужели он думает, что одной глупой, симпатичной мордочки вполне достаточно, чтобы заполучить самую прекрасную, необыкновенную женщину на свете?
Так
Сандре теперь стало понятно, почему подруга сегодня так дрожала и повторяла, что не переживет смерти Фаона.
Понятно? Нет, наоборот — непонятно, дико, глупо, смешно!
Сандра почувствовала, что пришла от злости в самый настоящий экстаз.
Или в этом была виновата ярко полыхающая сейчас в огне конопля, заволакивающая комнату умопомрачительным дымом?
И Сандра вдруг спокойно, отчетливо подумала, что запросто сможет сейчас убить Фаона, и при этом ее никто ни в чем никогда не заподозрит.
А что? Ведь Сандра принесла с собой порошки болиголова и чемерицы — в маленьких дозах эти мелко истолченные травы приносят пользу, зато в больших действуют как яд — причем ничем не хуже, чем сок цикуты, который в Афинах заставляют пить приговоренных к казни.
Сандра тоже может сейчас запросто приговорить Фаона к казни за то, что он собрался отобрать у нее самое дорогое и даже — бесценное.
Иначе он к тому же опозорит перед всеми Сапфо!
Но выход прост: нужно лишь в медовую воду насыпать чуть побольше порошка, а наутро публично признаться, что Сандре, увы, не удалось победить тяжелое, неизвестное заболевание Фаона.
Ведь лучше один раз пережить маленький стыд, зато избавив себя с его помощью от долгих, затяжных мучений.
— Я хочу спать, — проговорил Фаон, широко зевнув и обнажая перед Сандрой целый частокол молодых, жемчужных зубов. — Отдай мне браслет. Я теперь как следует высплюсь, а завтра все равно отыщу по нему ту, которая должна принадлежать мне по праву…
— Но я и так могу тебе сказать, чей это браслет, — сказала Сандра, чувствуя в своем горле судорогу ненависти.
— Да? Чей же? Говори?
Сандра, задыхаясь, хотела было уже назвать имя Сапфо, чтобы Фаон хотя бы на том свете осознал, на что он покусился и за что она теперь его наказала, но… почему-то не смогла выговорить вслух имени подруги и с неожиданной ясностью увидела перед собой детское, доверчивое выражение лица Сапфо, каким видела его в последний раз.
И Сандра почувствовала, что ее гнев разом исчез, словно наваждение, и тихо проговорила:
— Это была Геката, лунная богиня. Она решила наградить тебя, Фаон, за то, что в честь тебя были устроены такие прекрасные «фаонии».
— Геката?
— Ее называют по-разному: Триодитой — богиней трех дорог, а иногда путают с Селеной или Артемидой, но это ее шутки. Скажи, Фаон, только откровенно, ведь раньше у тебя никогда не было настоящей близости с женщинами?
— Я …часто целовался с девушками и обнимал их. Но зато я видел, как это бывает у коз, — сообщил Фаон с гордостью.