Сапфо
Шрифт:
Упомянутый здесь Кефал — фигура чисто мифологическая, связываемая с созвучно называвшимся островом Кефалленией (неподалеку от Левкады). Напротив того, Менандр, которого здесь цитирует Страбон, — лицо вполне историческое. Это крупный афинский поэт-драматург, автор комедий, живший в конце IV века до н. э.
Следует ли доверять комедиографу, когда он приводит такую, казалось бы, интереснейшую деталь о последнем событии в жизни Сапфо? Она, дескать, уже в немолодом возрасте безнадежно и безответно влюбилась в юного красавца Фаона — ее же земляка, жителя Митилены. И, не встречая взаимности, в конце концов
Согласно поверьям, такой прыжок избавлял тех, кто выжил после него, от любовного томления. Получается, поэтесса совершила довольно-таки длительное путешествие, чтобы попасть на Левкаду? Достаточно беглого взгляда на карту Древней Греции и ее окрестностей, чтобы увидеть: ей пришлось бы для этого проделать примерно такой же путь, как Одиссею, возвращающемуся после Троянской войны на родную Итаку: Троя недалека от Лесбоса, а остров Итака принадлежит к тому же архипелагу (Ионические острова), что и остров Левкада. И, далее, стал ли левкадский прыжок для нее смертельным или нет?
Как бы то ни было, в красивую легенду об этом прыжке поверил Овидий. Или сделал вид, что поверил, — с этим великим римским лириком, «певцом любви», как его часто называют благодаря прославившим его «Любовным элегиям», никогда не угадаешь: когда он говорит всерьез, когда нет… Но, во всяком случае, для поэта, сделавшего главной темой своих стихов всемогущую Любовь, сюжет «Сапфо и Фаон» был явно выигрышным. И он написал, в числе других своих многочисленных произведений, послание — как бы от лица Сапфо и как бы адресованное Фаону:
…Вся я горю, как горят поля плодородные летом,
Если безудержный Эвр гонит огонь по хлебам.
Ты поселился, Фаон, в полях под Тифеевой Этной, —
Пламя сильней, чем огонь Этны, сжигает меня.
Песен, которые я с созвучьями струн сочетала,
Мне не создать: ведь для них праздной должна быть душа.
Юные девушки мне из Мефимны и Пирры немилы.
Все мне немилы теперь жены Лесбосской земли.
И Анактория мне, и Кидно — обе постыли,
И на Аттиду глядеть больше не хочется мне;
Все мне постыли, в любви к кому меня упрекали
Ты присвоил один множества женщин удел…
(Овидий. Героиды. XV. 9–20)
Овидий был ученым, эрудированным поэтом; в своем творчестве он всегда старался блеснуть обширностью познаний, и многие из его стихов трудно понимать без некоторого комментирования. Это касается, в частности, имен собственных, которыми, как видно и невооруженным глазом, переполнен процитированный отрывок.
Эвром греки называли восточный или (чаще) юго-восточный ветер. Ему часто придавали эпитет «огненный», и по понятной причине: он нес горячие, сухие массы воздуха из
Кстати, из этих строк следует, что Фаон перебрался на жительство в Сицилию. Почему в рассказе вообще появляется этот крупный средиземноморский остров? Не исключаем, что Овидий откуда-то смутно знал о том, что сама Сапфо бывала на Сицилии. Об этом ведь упоминалось, как мы видели, в «Паросской хронике». Выше было выяснено, что будущая поэтесса побывала там еще в детском или подростковом возрасте, причем не по своей воле, а с семьей в качестве временных беженцев. Но Овидий мог таких деталей и не знать, а в результате — подумать, что Сапфо отправилась на Сицилию гораздо позже, по собственной инициативе и именно ради Фаона. Не случайно далее у него она восклицает:
Новой добычей твоей сицилийские женщины стали.
Что мне Лесбос теперь! Быть сицилийкой хочу!
(Овидий. Героиды. XV. 51–52)
Упоминает римский поэт лесбосские города — Мефимну и Пирру (странно, кстати, что не Митилену и Эрес, о которых более чем естественно было бы услышать в подобном контексте), а также подруг-учениц Сапфо, которым она посвящала свои лирические произведения: Анакторию, Аттиду, Кидно… В целом Овидиева Сапфо — женщина, прекрасно осознающая свою литературную славу и не страдающая ложной скромностью. Она гордо говорит о себе:
Мне Пегасиды меж тем диктуют нежные песни,
Всюду по свету звенит славное имя мое.
Даже Алкей, мой собрат по родной земле и по лире,
Так не прославлен, хоть он и величавей поет.
(Овидий. Героиды. XV. 27–30)
Овидий не был бы Овидием, если бы он сказал «словечко в простоте». Упоминая, скажем, муз, он ни за что не назовет их просто музами, а обязательно употребит какой-нибудь эпитет, причем не расхожий, а редкий и тем самым изысканный. Как в этих строках: Пегасиды. Муз значительно чаще называли Пиеридами или Аонидами.
Римский поэт перечисляет устами Сапфо и некоторые факты ее биографии, якобы имевшие место:
Шел мне шестой только год, когда матери кости, до срока
Собраны в пепле костра, выпили слезы мои.
Брат мой растратил добро, опутанный страстью к блуднице;
Что же досталось ему? Только позор и разор.
Стал, обеднев, бороздить он проворными веслами море,
Что промотал без стыда — хочет бесчестно нажить;