Сара Бернар
Шрифт:
«Я играла тогда молоденьких девушек, юных принцесс либо юношей, — вспоминала Сара Бернар. — Мое тщедушное тело, бледное лицо и весь мой болезненный вид обрекали меня в то время на роли жертв. И вот внезапно Перрен, решив, что мои жертвы слишком умиляют зрителей, а я возбуждаю их симпатию только благодаря своему „амплуа“, распределил роли самым нелепым образом: он дал мне роль Далилы, злой и жестокой темноволосой принцессы, а Софи Круазетт — белокурую умирающую идеальную деву».
Отношения Сары с директором накаляются; она считает, что Перрен не дает ей роли, соответствующие ее таланту, а постоянные требования актрисы и нескончаемые споры с ней выводят из себя директора, прозвавшего Сару «мадемуазель Бунтовщица». 22 августа 1873 года она, однако, играет Андромаху с великолепным Муне-Сюлли в роли Ореста, но это лишь потому, что более важные сосьетеры на каникулах. «Комеди Франсез», действительно, театр до крайности иерархический: на нижних ступенях лестницы находятся молодые пансионеры, которых только что
Как раз в то время она и решила заняться скульптурой, сняв мастерскую в доме 11 на площади Кпиши, где и проводит все свободное время. Она берет уроки у скульптора Матьё-Мёнье и покоряет художника Гюстава Доре. Ему сорок лет, он богат и принадлежит к наиболее заметным творческим и социальным кругам. У него были связи со знаменитыми дивами, и он, в противоположность Муне-Сюлли, не стремится превратить Сару в добродетельную женщину. Он предлагает ей перспективу захватывающей богемной жизни, его гравюры и рисунки, отражающие болезненное воображение, нравятся Саре. Оба художника будут даже сотрудничать, выполняя каждый скульптурную группу для фасада театра Монте-Карло по приглашению Шарля Гарнье, только что завершившего здание «Оперы» в Париже. Мастерская на площади Клиши станет убежищем, позволявшим Саре находить отдохновение от враждебной атмосферы «Комеди Франсез». Там она в шелковых брюках и белой блузе принимала своих друзей, например директора газеты «Голуа» Артюра Мейера, художников Альфреда Стевенса и Жоржа Кпэрена и еще Альфонса Доде.
Она являет собой фантастическое двуполое существо. «За пределами мастерской — это женщина, очаровательная женщина Сара Бернар. Но стоит ей переступить порог святилища, где она месит гончарную глину, это уже мужчина с резцом скульптора в руках. В самом деле, только мужчина может так пренебрегать своим внешним видом, только мужчина может обладать такой энергией и волей, не зная устали. Взгляните на нее… простите мне мою ошибку, взгляните на него за работой», — писал Пьер Верон. Волевой и упорный характер Сары воспринимался как типично мужской. Современники усматривали в этом провокацию, некое нарушение общепринятых половых условностей и немного поспешно приписывали это ее своенравному, капризному характеру и связывали с необходимостью заставить говорить о себе. Похоже, однако, что в открытом утверждении своих желаний и талантов Сара провозглашала и возвещала новую свободу для женщины, сбросившей путы домашнего принуждения.
Сара взяла к себе свою сестру Режину, заболевшую туберкулезом. Она устраивает ее на своей постели, а сама спит в знаменитом гробу розового дерева, стоявшем в той же комнате, не отдавая себе отчета в жестокости по отношению к юной девушке, вынужденной ежедневно видеть образ близкой смерти. «Квартира на Римской улице была совсем маленькой, а моя спальня просто крошечной. Большая кровать из бамбукового дерева занимала ее почти целиком. У окна стоял мой гроб, в котором я частенько устраивалась, разучивая роли. И вот, взяв сестру к себе, я сочла вполне естественным еженощно спать на этой узкой постели с белой атласной подкладкой, которая станет когда-нибудь моим последним пристанищем, а сестру укладывала на свою бамбуковую кровать под кружевным балдахином», — писала Сара Бернар в своих мемуарах. Агония Режины была долгой и тягостной, она умерла 16 декабря 1873 года в возрасте восемнадцати лет.
История с гробом не только анекдотическая. Сара так никогда и не избавилась от этого зловещего предмета, подарка ко дню рождения, затребованного у матери или какого-нибудь любовника. Приговоренная врачами, она с самого раннего возраста привыкла приучать себя к мысли о смерти регулярными посещениями морга, а в 1894 году будет присутствовать на казни анархиста Вайяна. Сара попросила Меландри сфотографировать ее лежащей в гробу во всем белом, с закрытыми глазами, с большим букетом цветов. Этот снимок обошел весь мир, продавался в виде почтовых открыток в миллионах экземпляров, завершив образ сумасбродки с довольно сомнительными порой пристрастиями. Но, возможно, для нее это был способ заклинания судьбы, которая предсказывалась ей. Во всяком случае, ее зачарованность смертью была не наигранной, ее всерьез привлекал мрачный романтизм, об этом пристрастии свидетельствуют многие предметы: в ее спальне скелет Лазаря, летучая мышь и череп, подарок Виктора Гюго, на котором выгравирована шестистрочная строфа [16] , являются своего рода Memento mori [17] , напоминающим о тщете всего человеческого и скоротечности жизни.
16
17
Memento mori (лат.) — помни о смерти — форма приветствия, которым обменивались при встрече монахи ордена траппистов, основанного в 1664 году. — Прим. пер.
Новый наделавший шума эпизод выявил стойкое недовольство Сары руководством «Комеди Франсез». Перрен решил поставить «Сфинкса» Октава Фёйе. Главная роль в пьесе, естественно, досталась Софи Круазетт, в то время как Сара должна была играть Берту, и этот второстепенный персонаж она решила сделать второй главной ролью. И вскоре между двумя актрисами грянула война, и хотя настоящей вражды они друг к другу не питали, их сторонники разделились на два лагеря — круазеттистов и бернардистов, сначала в самом театре «Комеди Франсез», а потом и за его пределами. «На стороне Круазетт выступали все банкиры и апоплексичные толстяки, я же собрала вокруг себя всех актеров, студентов, неудачников и умирающих», — вспоминала Сара Бернар.
Боевые действия начались в конце репетиций, когда речь зашла об освещении в спектакле. Бланш (Сфинкс) и Берта де Савиньи должны были поочередно появляться в луче луны, однако Перрен, озабоченный мизансценой, решил, что Сара лишает Круазетт должного эффекта, и отказался оставить для нее лунный свет, подчеркивавший ее отчаяние обманутой женщины. Сара воспроизводит в своих мемуарах бурный диалог, в котором столкнулись она и директор. «Она играет Сфинкса, это главный персонаж, и для него надо приберечь лучшие эффекты!» — зарычал Перрен, а Сара ответила ему: «Что ж, сударь, дайте лунное сияние Круазетт, а мне оставьте хотя бы крошечную луну, все равно какую, но я хочу свою луну!» Спор обостряется, и в конце концов спрашивают мнение самого автора, Фёйе, который стремится всех примирить: «Я считаю, что мадемуазель Круазетт очень красива в лунном сиянии! И мадемуазель Сара Бернар само совершенство в лунном свете! Поэтому пускай будет луна для них обеих!» Перрен отказывается уступить, репетиция сорвана, и Сара заявляет, что без луны играть не будет. Перрен в конце концов смирился, и 23 марта 1874 года обе актрисы добились триумфа, причем в очень разной манере игры: пылкий реализм Софи Круазетт и более сдержанная, изящная тональность Сары, которая инстинктивно стремилась создать максимальный контраст со своей соперницей.
В результате этой тяжбы летом директор, пользуясь своей властью, попытался укротить мятежную пансионерку, изнуряя ее: он отказался дать ей отпуск и заставил репетировать в июне и июле «Заиру» Вольтера, премьера которой была намечена на 6 августа. Сара с трудом переносит жару, измотана морально и физически и в болезненном порыве хочет идти до конца, собрав все силы, играть, что называется, до смерти:
«Решив упасть в обморок, харкать кровью и умереть, чтобы вывести из себя Перрена, я выложилась полностью: я рыдала, любила, страдала и, когда кинжал Оросмана пронзил мне сердце, закричала от неподдельной боли, я ощутила, как сталь клинка входит в мою грудь, и, упав с предсмертным хрипом на восточный диван, почувствовала, что и вправду умираю; и пока действие не закончилось, я не решалась пошевелить рукой, не сомневаясь, что настал мой последний час, и, признаться, была немного напугана тем, что мой злой фарс, предназначенный Перрену, зашел так далеко. Каково же было мое удивление, когда, лишь только опустился занавес, я живо поднялась и побежала на вызовы. Кланяясь публике, я не чувствовала ни слабости, ни усталости и готова была играть пьесу сначала.
То был знаменательный для меня спектакль, ибо в тот день я поняла, что мои жизненные силы всецело зависят от силы моего духа. Я хотела следовать велению разума, задачи которого, казалось, превосходили мои физические возможности. И вот, отдав все силы и даже более того, я обрела полное душевное равновесие».
Это осознание знаменует определенный поворот в карьере Сары, всегда считавшей, что хрупкое здоровье служило препятствием к осуществлению ее высоких целей. Отныне она знала, что может рассчитывать также и на свои физические силы, да и критика Сарсе говорит в ее пользу: «Благодаря проникновенному очарованию своей мелодичной речи, жалким стихам Вольтера она придала видимость и вкус поэзии. Ее слушали, как слушают чудную песню, слов которой не понимают, но которая чарует своей мелодией».
Окончательно невзлюбив Сару, Перрен решил не давать ей новых ролей, и все свое время она проводит в окружении друзей в мастерской на площади Клиши. В декабре, в результате случайного стечения обстоятельств, Перрен внезапно предложил ей роль Федры, причем на весьма неожиданных условиях. За очень короткое время — всего четыре дня — она должна выучить роль. Приняв вызов, Сара начинает работать днем и ночью, обратившись за помощью к Ренье, бывшему своему преподавателю в консерватории, чтобы выстроить роль Федры.